Зиланов В. Дети войны о войне. Москва, 2020.

Затем нас погрузили в небольшие скрипучие автобусы и сразу всех без разбору отвезли в больницу. Кое-кого по­ местили в палаты, но в основном — в коридоры, туда же и меня. Всех нас постригли наголо, включая девчонок, пе­ ремыли и дали больничную одежду. Потом меня и других ребят перевели в палаты. Лечили меня от обморожений, дистрофии и язвенной болезни желудка больше четырёх месяцев, но чем — не знаю, давали какие-то порошки (сульфидин?) и миксту­ ры, но тогда я впервые услышал магическое слово «пе­ нициллин». Много позже я узнал, что США начали по­ ставлять в СССР по ленд-лизу (lend-lease = «взаймы или в аренду») этот новый антибиотик для нужд Красной Ар­ мии. И если в тот критический 1942 год нас, блокадных сирот-заморышей, лечили этим на вес золота дорогим и необходимым для фронта препаратом, то это дорогого стоит, ибо явилось мудрой стратегией на перспективу. Вот хоть бы я: меня спасли, а я родил двух детей, а те — четырех внуков. И внуки родят. И правнуки родят. Вот это и есть демография в действии! Поэтому следует по достоинству оценить тогдашнюю заботу о нас, особенно на фоне современной российской системы детского здра­ воохранения. А существует ли эта система-антисистема сейчас вообще? Но это опять к слову, об этом подробнее чуть позже. Постепенно каждого из нас выписывали и переводили в детские дома. Их в Костроме было несколько. Меня на­ правили в детский дом имени КИМ («Коммунистический Интернационал Молодёжи»). Я даже его адрес помню: ул. Сталина, 55. Попал я туда в октябре 1942 года и пробыл там до сентября 1943 года, то есть почти целый год. Самое важное, что у меня сохранилось в памяти об этом детском доме, я буду просто перечислять по пунктам, ибо многое, к сожалению, забыл. Вот оставшееся со мной навсегда. 31