Зиланов В. Дети войны о войне. Москва, 2020.

Недалеко на нашей улице от немцев осталась целой баня. Саперы быстро превратили её в приличное жилье с насто­ ящей русской печью, в которой можно было помыть меня. В июне 1944 года мы с бабушкой и мамой приеха­ ли в Володарку в сопровождении злющей козы, которая не раз наказывала меня за потерю бдительности. Вскоре вернулся дед. Старый русский солдат, отдавший свои се­ ребряные кресты на газету «Правда», недолго пробыл на лесоповале. Поскольку охрану несли пожилые немцы, он использовал момент, когда сторож приснул, и рванул на псковщину, где жили его сестры. Когда стало ясно, что отец не вернётся, мама вышла замуж за офицера и уехала с ним в Германию. Через пол­ года я тоже проезжал через развалины Берлина. Во время жизни в Германии я очень не любил немцев, хотя взрослые были гораздо спокойнее. Я мог напасть на детсадовскую группу под прикрытием нашей немецкой овчарки. Мама перестала брать меня в магазин, потому что я какого-ни­ будь немчурёнка обязательно да зацеплю. А дружил я со взводом охраны командира дивизии, казарма которого стояла в нашем дворе. В 1947 мы вернулись в Ленинград. Мама уже взяла уча­ сток, и к осени можно было въезжать в дом, которой отец и братья отчима срубили в Архангельских лесах. Росли мы на земле, на которой не было живого места. Траншеи, окопы, блиндажи, противотанковые рвы, доты дзоты — всё это адреса наших игр. В 44-45 танки без ба­ шен —наши, немецкие — на дорогах. К 1947-му крупный металлолом был убран. Но оставались мины, снаряды, патроны, порох. Много пацанов ушли или покалечились. Оружие перестали находить годах а 55-56-х. И все мы хотели быть летчиками или разведчиками. И сейчас я думаю: родился под бомбами и сейчас опять живу в стране, где идёт война...