Жигунова, Г. В. Повседневная жизнь молодых людей с инвалидностью : монография / Г. В. Жигунова ; М-во образования и науки Рос. Федерации, Мурм. гос. гуманитар. ун-т. - Мурманск : Мурманский государственный гуманитарный университет, 2014.

Г. В. ЖИГУНОВА •МОНОГРАФИЯ 83 И. Гоффман и М. Фуко занимают определенную позицию по отношению к классификации людей в параметрах «нормальный — ненормальный», отказываясь воспринимать ее как данность. И. Гоффман дистанцируется от социально-медицинских определений и перемещает фокус на практи ки, которые воспроизводят осмысленность и естественность этих опреде лений и одновременно легитимируют современный способ обращения с сумасшедшими. М. Фуко проделывает схожую процедуру, но уже с учетом истории. Он фиксирует исторический момент, когда опыт сумасшествия не ассоциировался с социальным или медицинским отклонением и, следова тельно, в настоящем может быть совершенно другим. М. Фуко, изучая историю европейских обществ, отмечает, что места изоляции больных появились из-за опасных болезней, таких как лепра. Однако с исчезновением проказы не исчезла система значений и об разов, связанных с персоной прокаженного, и смысл его исключения из социальной группы. «Обычаи исключения из сообщества, до стран ности похожие, встретятся нам через два-три столетия, зачастую в тех же самых местах, — пишет автор. — Роль, когда-то принадлежавшую прокаженному, возьмут на себя бедняки, бродяги, уголовные преступ ники и «повредившиеся в уме»; мы увидим, какого рода спасения ждут от своего исключения и они сами, и те, кто их исключает. Все формы этого исключения сохранятся, хоть и наполнятся, в рамках совершенно иной культуры, совсем новым смыслом — и прежде всего та высшая форма строгой изоляции человека, когда он исключается из социума, но духовно реинтегрируется в него».1 Через некоторое время «эстафету» изоляции подхватили безумные, несущие в себе и угрозу, и насмешку, и головокружительную бессмыс лицу мира, и смехотворное ничтожество человека. Так с середины XVII в. изоляция стала официальной практикой применительно к безумным. Эта практика, по мнению М. Фуко, — свидетельство нового отношения к нищете или болезни, нового пафоса и, шире, новых связей. Изолянты попадали в поле морально-нравственной оценки, и, в зависимости от нравственной установки, надзор за умалишенным мог подпадать под понятие благодеяния или, напротив, репрессии. Прежде, чем изоляция приобрела тот медицинский смысл, какой мы придаем ей сейчас — или, во всяком случае, какой нам угодно ей приписывать, — она пре следовала цели, весьма далекие от врачевания.2 ' Фуко М. История безумия в классическую эпоху / пер. И.К. Стаф. СПб.;Рудом ино;Университетская книга, 1997. С. 28. 1 Там же. С. 79.