Ушаков И. Ф. Личность в истории : подборка статей из периодических изданий, 1965 - 2004 гг. / Иван Фёдорович Ушаков ; Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка. – Мурманск : МГОУНБ, 2022. – 1 файл (357 МБ). – URL: http://kolanord.ru/ (дата обращения: 23.03.2022).

136 ИВАН УШАКОВ шениям с Шуйскими» как участник их заговора против Годунова; он сторонник Романовых в пе­ риод возведения на трон Михаила, потому что хочет загладить вину перед Филаретом и сохра­ нить престижную должность келаря. Короче, им руководят не интересы родины и церкви, а карьерные соображения. Произведения Палицына опровергают подоб­ ные домыслы и характеризуют его как человека принципиального, имевшего твердые убеждения и действовавшего во имя благоденствия своей страны. Царь Борис, которого писатель обвиняет в зло­ деяниях и многих грехах, обрисован не только черной краской. Он умный правитель, укрепляет границы России — стремится наполнить «предел земли своея воинственным чином, дабы против сопостат крепцы были... многу милостыню творя- ше к нищим». Но он — властолюбец и бывает «блазнен» на худые дела, «разумен бе в царских правлениях, но писания божественного не на­ вык». Царь Василий Шуйский — «благочестив... и благоверен». Однако на деле не всегда со­ блюдает священные заповеди. Он притворно сочувствует оскудению Троице-Сергиева монас­ тыря и в то же время «осадных сидельцов повеле всех грабити неповинно», показав всей Москве образ «сея лютости и бесчеловечна», за что его «господь самого пренебреже». «Первое сказание», написанное за два года до возведения Михаила Романова на трон, не содержит никаких следов неприязни к Фи­ ларету: это — верный православию защитник Русской земли, «разумен в делех и словесех... знаменит во всяком добросмысльстве». Филарет стойко переносит издевательства в тушинском лагере: враги ведут его «нага и боса, токмо в единой свите, и ругающеся, облекоша в ризы язычески и покрыша главу татарскою шапкою... и нарицают его патриарха, и облагают всеми священными ризами, и златым посохом по- чествуют... Но сей Филарет... не преклонися ни на дегно, ни на лево, но пребысть твердо в правой вере». Нет оснований относить Палицына к идео­ логам какого-либо сословия. Он делит людей не по социальному положению, а по их верности православию и родине. Одну категорию состав­ ляют преданные православной вере и «крест­ ному целованию» (присяге царю), другую — забывшие истинного бога, изменники, «лукав­ ствующие сердцем» сеятели смуты. Интервенты не просто поляки и литовцы, как люди другой национальности, а враги православия, еретики, законопреступники. Гришка Отрепьев — «латын- ский ученик», Петр Сапега и Лисовский — «кровоядливые лютори» (хотя они католики). Русские тушинцы — люди всех сословий, от князей и бояр до холопов и всякого сброда. Они собрались к «ложному царику» ради ко­ рысти: не на «престол возвести, но вся древ­ няя царскаа сокровища истощити». И господа, и крепостные вопреки божественному установ­ лению хотят быть чином выше: «раби убо господие хотяще быти, и неволнии к сво­ боде прескачюще»; дворяне же «к вору отъез- жаху» ради награды поместьями и большего жалования. Одобряя наказание грабителей и насиль­ ников, Палицын вместе с тем отмечает, что царь Василий Шуйский «с ними же несогрешивших смертну суду предаяше». Для Палицына Смута — это вовсе не борьба крестьян против крепостничества. Лишь вскользь, попутно он касается желания крепостных стать свободными, сочувствует тем, кто обманом и на­ силием попал в неволю. Поэтому вряд ли спра­ ведливо утверждать, будто «Палицын резко отри­ цательно относился к антифеодальным выступ­ лениям народных масс» (Муравьев А. В., Саха­ ров А. М .). Что касается прославления себя, то скорее удивляет, с какой краткостью и скромностью Палицын пишет о своей роли в событиях Смуты. Вся глава 42 о посылке грамоты защитникам Троице-Сергиева монастыря («чтобы попомнили крестное целование, стояли бы против неверных крепко и непоколебимо, жили бы неоп­ лошно, берегли бы ся от литовских людей») состоит из девяти строк. Находясь в Москве, Авраамий смог отправить в монастырь «троиц­ ких слуг 20 человек» и правительственный отряд 60 казаков с порохом, но сам же при­ знаёт, что его помощь не повлияла на ход борьбы («и тии мало помалу начашя изнемо- гати и умираху»). То, что Палицын пишет о себе, вполне естественно: он — келарь, лицо не постороннее и не безразличное к судьбе монастыря. «Ска­ зание» — в известной степени воспоминания оче­ видца Смуты, участника некоторых событий, и Палицын рассказывает о том, что лучше знает и что ему ближе всего. Прославляет Палицын не себя, а монастырских слуг и кре­ стьян, народных ополченцев. В Троицкой оби­ тели находились царские воеводы князь Гри­ горий Долгоруков и дворянин Алексей Голо­ хвастов, но не они герои сражений в представ­ лении писателя. Весьма умеренно Палицын говорит о своей роли в событиях 1612 года: совершал молебны, вдохновлял воинов на борьбу с интервентами, посылал боеприпасы казакам Трубецкого. В тех случаях, когда он отправлял грамоты и давал советы воеводам, то делал это не сам лично, а «сотвориша собор... советовавше со архиманд­ ритом Дионисием и з соборными старцы». Имя Дионисия Палицын всегда выставляет первым и лишь потом называет себя. Общий заголовок всех «сказаний» Палицына четко определяет задачу произведения — «Исто­ рия в память предъидущим родом», рассказ о том, «от коликих зол избави нас господь». Это назидание потомкам и вместе с тем — обращение к современникам: «Отцы и братие!.. пребудем в любви, отринем блуд и возлюбим чистоту, пьянство отверзем и пост да восприи- мем, гордость отринем, смирение стяжим, от лихоимениа отвратимся, милостыню и нищелюбие койждо нас да покажем... по пророку Д а ­ виду: «Уклонимся от всякого зла и сотворим благое»... и во благоденствии и тишине пожи­ вем...» Концовка «Первого сказания», носящего обличительный характер, обращена к ненасыт­ ным захватчикам чужого достояния и звучит как грозное предупреждение: «Видите общую по­ гибель смертную?» Помните об этом и отойдите