Степаненко, А. М. Расстрелянная семья : (исторические очерки о кольских саамах) / Александр Степаненко ; [фото А. М. Степаненко ; рис. М. Кубасовой и др.]. – Мурманск : [б. м.], 2002.

“ТТЛ Александр Степаненко 5 б Оленей пасли по очереди, стерегли от волков. Раньше, например, когда стадо делили, то уже знали, какую важенку подарят на свадьбу. Говорили: «В чарку опускаю». Дарили и оленей, и овец. Коровы паслись вдоль реки вместе с овцами. Травы было много, так что далеко от дома не уходили. Зимой их кормили сеном и ягелем. Мама рассказывала, что у нас с Чапоровыми был общий хлев, дома ведь рядом стояли. В хлеве сделана специальная печка, туда вмазан чугунный котёл. Накрыт деревянной крышкой, в нём и грели воду. У каждой хозяйки был свой ушатик. Нарубят ягеля, если он мороженый, зальют горячей водой - ягель делается мягким. А сверху добавят ковшик какой-нибудь муки. Но прежде чем положить ягель, на дно ушата кладут голову сушёной трески. Она солёная. Корова всё вылижет. А какое густое было молоко! В Финляндии в августе 1999 года я встречалась со старыми жителями бывшей деревни Москва, сейчас им по 80-90 лет. Они вспоминали о моих родителях (мать с отцом с 1921 по 1924 годы жили в Москве). Мой отец якобы обнаружил в финских стадах наших мотовских оленей и якобы хотел их перегнать на советскую территорию (в это время был режим пропуска оленей через границу). Но его одного со стадом не пустили, а сказали, что нужно с собой взять семью. Отец (как чувствовал) забрал все свои пожитки. Через границу на советскую сторону его с семьёй и стадом пропустили, а когда он сдал оленей и хотел вернуться в Москву (в то время была финской территорией), его не пустили. Это было примерно в 1924 году. В семье у нас было 11 детей, но многие умерли: Ульяна, Федора, Агафья, Афанасья, Марина (обгорела и умерла). Три девочки умерли даже в одну неделю. В основном от скарлатины. Остались Карп, Пимен и я. Между мною и Пименом были мальчик Сергей и девочка Тамара. Когда организовали колхоз «Тундра», родители в обиде не были, говорили: «Ну раз так власть хочет, значит, так надо». Но чаще мама рассказывала не о колхозе, а об аресте нашего отца Михаила Марковича Семякина (это были очень горькие воспоминания). В августе 1937 года трое пограничников (один пожилой, двое помоложе) пришли забирать отца, а его не было дома. Он с бригадой был на сенокосе. Военные зашли в дом и сказали, что будут производить обыск, мол, показывайте, что у вас есть. А мама как раз была мною беременна, почти на последнем месяце. Она так разревелась, так расстроилась, вытащила свой сундучок и швырнула им: «Забираете мужа, забирайте и всё это». Деньги (в основном бумажные тридцатирублёвки) разлетелись по всей комнате, а украшения (золотые и серебряные) рассыпались по полу. Энкавэдэшники всё собрали, но ничего не взяли. На эту тему у мамы даже были песни. Пограничники ждали отца три дня. Мама их кормила, самовар кипятила. А сама всё время держала баню наготове. За мамой ходили, смотрели, как бы она кого-то не послала предупредить отца. Когда отец вернулся с покоса, ему сразу же зачитали какую-то бумагу. Мол, вы