Степаненко, А. М. Расстрелянная семья : (исторические очерки о кольских саамах) / Александр Степаненко ; [фото А. М. Степаненко ; рис. М. Кубасовой и др.]. – Мурманск : [б. м.], 2002.

Александр Степаненко ограбить магазин. Выбрали обеденное время, но замок нам оказался не по зубам. Заглянули в окно (решётки изнутри) и увидели, что на прилавке лежат талоны, деньги, обрезки хлеба. Словом, было чем поживиться. Недолго думая, мы разбили стекло, сделали из проволоки крючок и стали через окно вытаскивать обрезки хлеба. Так увлеклись, что не заметили, как закончился обед. Пришёл продавец и поймал нас на месте преступления. Как следует отодрал за уши, а вечером обо всём рассказал нашим матерям. Не знаю, что было с моим другом, но я своё получил сполна. В Шонгуе я впервые попробовал курить. Насобирали с пацанами окурков, добавили мха и задымили. Но, когда я пришёл домой и сел кушать, мама почувствовала запах курева, засунула мою головушку себе между ног, сняла с гвоздя верёвку. А что было дальше - догадаться нетрудно. Выпоров меня как следует, посадила за стол и сказала: «Запомни, сынок: отец не курил, и ты не кури!». Вот такая наука. Как-то раз после школы один из учителей пришёл к нам домой: «Поля, - говорит, - отдай мне твоего Митю, он очень смышлёный мальчик, я из него сделаю грамотного человека». Но мама меня не отдала. «Если я умру от голода, пусть и он около меня умрёт», - ответила мама. В Шонгуе я впервые ездил в пионерский лагерь. Там один из пацанов за что-то меня невзлюбил. И решил меня заколдовать. Не верите? Как-то после отбоя он пришёл в нашу палату и три раза постучал пальцем по спинке моей кровати... После этого я не мог спать. Просыпался еле живой и... под кроватью. Но, как я оказывался под кроватью, объяснить никто не мог. Одним словом, не отдых в пионерском лагере, а месяц кошмаров. Однажды даже попытался убежать из лагеря, хотел от Кильдинстроя на электричке доехать до Шонгуя, но через реку не сумел переправиться, и меня быстро поймали. Перед самым отъездом один из мальчишек меня «отстучал» (снял наговор) и рассказал мне, как это делается. Слова, которыми делается наговор, похожи на абракадабру типа «эни-бэни». Но заканчиваются словами «приснись ему». Я не очень-то этому верил, но как-то решил проверить: заговорил кровать старшей сестры соседской девчонки. Мы решили сестру наказать. Но получилось, что соседская девчонка сама легла на эту кровать и... сильно заболела. Врачи не могли ей ничем помочь. Она призналась, что хотели наказать старшую сестру, а попалась сама. Я «отговорил» соседку, она выздоровела, а меня прозвали колдуном. Прошли годы, и я эту силу потерял. По натуре я человек добрый, а колдовскими заговорами больше никогда не пользовался. В Шонгуе мы жили, как и везде, трудно и голодно. Мама работала посудомоигцицей в столовой воинской части. Приносила оттуда хлеб и всякое месиво из остатков каши и винегретов. В гречневой каше или капусте могли оказаться и окурок папиросы, и спички. Одним словом, голод не тётка. Сами тоже искали пропитание: в мусорных баках насобираешь картофельных очистков, дома вымоешь, перемелешь, а мама напечёт драников. Вкуснотигца!