Сорокажердьев, В. В. Берёзы Николая Рубцова // Наука и бизнес на Мурмане. - 2004. - № 1. - С. 21-27.
НИКОЛАЙ РУБЦОВ: ДУША МОЯ ЧИСТА 24 — Студенты, ажизньзнают. Душевные ребята... Я не стал разубеждать, что это уже не студенты, уже члены Союза писателей,люди известные. Отец скептически относился к Литинституту, не мог по нять, какая профессия меня будет кормить. О смерти Рубцова узнал 20 января 1971 года. Позвонили из Вологды в общежитие. Внизу на вахте плакали женщины. Я и Игорь Ляпин, однокурсник, пришибленные черной новостью, вышли на кры лечко. Встретили Валентина Кочетова, моряка и поэта из Архангельска. Тяжелую травму глаз он прикрывал уже несколько лет большими темными очками. Переживал оттяжелой вести, часто доста вал платок, не снимая очков, протирал стекла. Кочетов давно заякорился в Москве. Пригласил нас домой, по соседству. Так и сидели мы втроем в комнате-разведенке за холостяцким столом, поминали. Посреди стола закрепили фотографию Рубцова. Бывало, не пускали в общежитие, он здесь, в этой комнате, ночевывал не раз. В Вологду на похороны с нашего курса ездил поэт Борис Шишаев (будущий прозаик). Вернулся оттуда простуженный, почерневший. Слушать рас сказ его было тяжело... ш На третьем курсе литинститута я обзавелся пи шущей машинкой, подержанной, марки «Москва». Аппарат имел железный корпус, расхлябанную ка ретку, но для печатания стихов вполне годился. Событие это косвенным образом связано с Нико лаем Рубцовым. Вшестидесятые годы приобрести новую пишма шинку простому советскому студенту — великое счастье. Они, восточногерманские «Эрики», про давались на Пушкинской в специализированном ма газине по предварительной записи, а записывались желающие обзавестись дефицитом в определен ный день, раз или два в год. Стоила «Эрика» по тем временам немало — 160 рублей. Однажды, зайдя к соседям по этажу — поэтам Нечунаеву и Петрову, узнал, что они получили от крытку из магазина. Ятут же застолбил их дребез жащую «Москву». — Заметано, старик, — был ответ. Хотя хозяева комнаты были на курс, а по возра сту намного старше, мы приятельствовали: быва ло, застольничали вместе, в безденежье делились хлебом и писчей бумагой. В компанию я никогда не навязывался, все происходило само собой, но боль ших шумных сборищ по молодости несколько сто ронился. Иногда такие сборища возникали при по явлении Рубцова. Наверное, за то, что я носил тельняшку (а та была особенной, толстой вязки, подарок отца), он как-то обозвал меня помором. Потом однокурсни ки переиначили в «помор-раскольник» и даже изда ли рукописную визитку— в благодарность за тель няшки, привозимые с каникул по их просьбе. Тяга Рубцова к этой комнате объяснялась тем, что именно у родственников Василия Нечунаева он жил летом 1966 года на Алтае. Тогда-то и написал прекрасные стихи «Шумит Катунь». ...Был уже вечер, когда зашел Нечунаев. — Старик, не раздумал? Давай 35 рублей и ма шинку можешь забирать. Судя по возбужденному виду, подумалось, что душа Василия требует продолжения. Уточнять не стал, отправился к соседям, туркменам-перевод- чикам, они мне не отказывали. Но достал только 25 рублей. — Извини, больше нет,— сказал товарищу. Тот отмахнулся: — Ладно, и на том спасибо, выручил... На следующий день, добыв недостающих денег, явился за машинкой и встречен был очень шумно, ибо народ жаждал пива. Пиво пить пошли в ближнюю столовую. Там-то за кружкой и узнал, что деньги срочно понадобились... Рубцову на билет до Вологды. Вечер был обычный: стихи и вино, рассказывали ребята. — Неожиданно Коле приспичило: поеду да по еду... Проводили на вокзал, взяли билет, посадили на поезд... На пятом курсе я купил «Эрику», а старушку «Москву» передал однокурснику Алешину, который вскоре ее доломал и, наверное, выбросил в метал лолом. А жаль машинку. Бывая у Нечунаева, Рубцов печатал на ней свои стихи. По нынешним временам она— большая ре ликвия, но кто тогда об этом думал... IV По молодости, легкомыслию студенческий ар хив не берег, пропало многое — фотографии, дар ственные книги, дневник первого курса— больше не вел. Сохранились от того времени крохи. Вот тонюсенькая книжечка «Горница» с друже ской надписью соседа по общежитскому этажу по эта Сергея Чухина. Примечательна она тем, что значится в ней общественным редактором Николай Рубцов. Что и как — Чухина не спрашивал, такие книгоиздательские тонкости тогда не интересова ли, а спустя годы он сам рассказал об этом в вос поминаниях: «В 1968 году Северо-Западное книжное изда тельство наметило выпустить книгу-кассету моло дых поэтов Севера. Причем каждый автор волен был выбрать себе общественного редактора. Нина Груздева* обратилась с этой просьбой к Ольге Фокиной, я — к Николаю Рубцову. В назначенный час я принес рукопись к нему домой. Он не заставлял меня править построчно. Понравившиеся стихи откладывал в одну стопу, не понравившиеся— вдругую. Для издательства ото- бралось около четырехсот строк»**. Издательство оставило только 160 строк— всего двенадцать стихотворений. Оставило и стихотво рение, посвященное Рубцову, правда, без самого посвящения. Уходим за последними грибами Под крапающим медленно дождем, * Землячка и однокурсница Чухина. ** Воспоминания о Рубцове. — Архангельск, 1983. — С. 207.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz