Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 4. - 369 ,[1] с.

месту, огляделся и прилег в сухую траву на краю крутого укоса. За спиной высоко в облаках стремительно летела полная луна. Время от времени вылетая на иссиня-черные прогалины чистого неба, далеко и ярко озаряла полуночный мир. Внизу под обрывом тусклой оливковой зеленью отсвечивал в ее жемчужном свете, с глухим ночным шумом медленно переваливался со стороны в сторону неохватными снопами густой камыш. За ним по всему огромному озерному простору, по всей его фиолетовой черноте однообразно рябило длинными белопенными гребнями волн. Протяженными тонкими кружевами пены извилисто набило вместе с плавником и по отлогому берегу вправо от обрыва. За озером, по левой его оконечности, там, где четко и ровно подчеркнутая первыми березняками серая желтизна ячменного жнивья сливалась с железным блеском сухой, ковыльной степи, - там памятью угадывалась щучинская дорога. Сами же леса едва просматривались по горизонтам на фоне смутно-меловых очертаний облаков. Теперь он понял, почему не мог никуда уехать, не побывав прежде всего у мазанки, в которой вместе с коротким счастьем испытал и неска­ занную сердечную муку. И только теперь наконец-то ощутил полную свободу от всего, что связывало его с этим селом, даже с облегчением почувствовал в себе знакомое презрительно-холодное равнодушие, которое спасало его в самую страшную пору лагерной жизни. Кончено все. Здесь его уже ничего не держит. Чтобы меньше дуло в грудь, горло, застегнул на “солдатский” крючок ворот, облокотился и стал глядеть туда, где из леса открытой степью к селу шла щучинская дорога, - та самая, по которой он когда-то впервые пришел в Гуляевку. Невольно вспомнился давний этап, чужие и свои выселенцы... Теперь надо избы­ вать из памяти и ее. По ней он пришел да по ней и ушел - по лагерям да тюрьмам... Однако при виде березняков, при воспоминании о том этапе стали невольно припоминаться подробности, отдельные эпизоды, выплывать давние картинки выселения, и почему-то связанные только со своими земляками, выселенцами хутора Лебяжьего, - их лица, глаза, взгляды, одежды, узлы, просьбы, и все так явственно, что казалось, он отчетливо слышит в плеске волн и жестяном шуме камыша их голоса, плачущие крики, рыдания, скрип перегруженных телег, надсадный хрип и жалоб­ ное ржание измученных лошадей. Пытаясь отвязаться от неприятных, некстати возникающих этапных воспоминаний, торопливо закурил, а когда поднял голову от погасшей в ладонях спички, оторопел: воочию 362