Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 4. - 369 ,[1] с.

Он молча поднялся, вышел в одной рубашке во двор и долго кружил по саду, не замечая ни холодной капели, которой обдавало его с деревьев при порывах ветра, ни того, что он тут же промок по пояс в высокой степной траве, - ходил, кружил, безуспешно пытаясь избавиться от душевной муки... Да, да, прокляты... Когда его в последний раз прокли­ нали? В феврале тридцатого, когда сквозь снежный дым неслись плач и крики из саней, увозивших из сел раскулаченных гуляевцев? Но тог­ да прокляли чужие люди, сейчас - сестра, его вынянчившая... Почему чужие? Нет, козаче, дико улыбался он своим мыслям, прислонясь лбом к мокрому стволу вишенки, свои односельчане - те же родичи... Он оторвался от деревца, шало побрел по очередному кругу... Проклинают все эти годы - за высылку, разверстки, откровенный грабеж, нищету, голод, церковь. “Хорош! Достойно прожил, - с отвращением итожил он жизнь. - Есть чем гордиться сынам! И не поправить. Спета песня! Ах, Стефа, лучше бы ты не спускалась в тот колодезь!41 В памяти не возникало ничего, что могло бы облегчить сердце, успокоить, что согрело бы душу. Не помогали мысли о сыновьях, чем он обычно отвлекал себя от дурных дум. К вечеру совсем изнемог и не выдержал - достал бутылку водки, единым духом выпил полкружки. Хмель ударил в голову, стало немного легче. Еще налил, но теперь тянул маленькими глоточками, словно целебную воду, и, совсем обесси­ ленный голодом, сразу крепко опьянел. Но, допив одну бутылку, тотчас открыл и другую. Повеселев и перескакивая с одного на другое, стал без умолку рассказывать Стефе о селе, гуляевцах, потом, допивая остатки, уже не соображал, кого это он обличает в низости, подлости, трусости, кому доказывает свою правоту и невиновность: то ли сестре, чьи лицо и фигура терялись в полумраке, то ли тем, кто явственно возникал в распаленно-пьяном воображении. Стефа, напуганная его диким видом, злобными выкриками и угрозами, перемежаемыми плачущими всхли­ пами и зубовным скрежетом, ушла, оставив его одного. А он, накри­ чавшись, наплакавшись, свалился наземь в беспамятстве. Утром проснулся от холода - оказалось, спал почему-то голым до пояса, свитка, которой укрывался ночами, валялась у порога, - что он вытворял вчера? Для кого снимал последнюю рубаху? Кому кидал в лицо конфискованную свитку? Внутри все горело сухим жаром. Жадно припал к засаленному чугунку с холодным, настоянным на фруктовых завязях кипятком, почти все выпил, потом долго сидел, отдуваясь, 224