Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 4. - 369 ,[1] с.

- Ты читал Достоевского? - Воротынцев с Антипиным обменялись быстрыми взглядами. - Не все. “Бедных людей”, “Записки...”. Но больше всего понра­ вились “Карамазовы”. - И ты что же... разобрался в них? А ты не мог бы рассказать, чем понравились? - заинтересовался Воротынцев. -Какой из меня рассказчик! Вам же по-ученому, по-литературному надо... Легло на душу, тем и понравились. - Нет, ты все-таки скажи. В чем смысл романа? - настаивал Воро­ тынцев. —Если читал, конечно. —И с легкой усмешкой добавил: - Да еще и понял. - Смысл - спрашиваешь? - Лушников приладил на носу очки, у которых вместо одной дужки болталась тесемка, намотал ее на ухо. - Смею думать, в нем каждый для себя найдет свой смысл. Мне, по моему размышлению, кажется, что глянул он, душезнатец, на Россию со всех сторон и всю как есть выразил ее в пяти карамазовских характерах. В Дмитрии показал Россию военную, ее офицерство. В нем - и храб­ рость, и честность, и картишки, и кураж гусарский, и любовь... не знаю... самую горячую. В Алексее - православную Русь, Церковь, духо­ венство, святое старчество, которое ты так не любишь. Иван - тот... ты, Виталий, не обидишься, если я скажу прямо? —со стеснительной улыбкой старик поднял голову к Воротынцеву. - А ведь ты - вылитый Иван. В нем Достоевский собрал всех вас, “мыслящих”. Все вы в нем. И те же народники, любезные твоему сердцу. Начинали-то вы хорошо. Даже лягушек для науки резали, только кончилось оно все резаньем людей... Воротынцев с изумлением глядел на старика, не менее был поражен и Антипин. - Эге-ге, да наш Петрович не так прост! Ты слышишь, Максим? Похмельный - последнее художественное произведение, которое он осилил в жизни, был гоголевский Шпонька со своей тетушкой —с глубокомысленным видом покивал головой. - А Смердяков —четвертый брат? Он что, тоже русский характер? Кого он выражает? - А то чей же? Савдый что ни на есть русский, - с удовольствием ответил Лушников. - Отец от него отвернулся, Иван в ужас пришел, узнав, что он - родной брат. В романе Смердяков сгорел, а в жизни - жив остался, расплодился на отцовых желаниях, на Ивановых мыслях. 163