Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 4. - 369 ,[1] с.

Лушников медленно присел на край узеньких нар, всем своим ви­ дом показывая, что хотел бы услышать пояснение сказанному. - Грех погубления России, - подчеркнуто спокойно ответил на его немой вопрос Воротынцев. - И чем больше над этим размышляешь, тем больше убеждаешься. Если говорить о Русской церкви, то вся ее, с позволения сказать, деятельность свелась к одному: требованию от русского мужика, который, по сути, и был-то становым хребтом госу­ дарства, полного подчинения всякому господству, барству, чиновни­ честву, вплоть до подчинения господскому лакею. Даже если бегло пробежаться по истории... Он вытянул к освободившемуся, засыпанному серым крошевом месту ноги, скрестил на груди руки и, поглядывая в отпотевшее оконце, в котором ярко розовели вечерние облака, продолжил: - Кто из ваших иерархов или патриархов - в ваших чинах сам черт не разберется, - открыто выступил, ну, к примеру, против бироновщи­ ны, крепостного права, николаевских шпицрутенов? - И сам себе отве­ тил: - Никто. Антипин перевернулся на спину, совершенным дурачком перекосил небритую физиономию и приоткрыл один глаз. - Хоть раз вы сами, без подзатыльника, организовали всероссийс­ куюпомощь голодающему крестьянству? Ни разу. Назови мне, старина, время, когда вы, церковники, смело, во весь голос, во все колокола загремели бы в защиту русского рабочего? Не было! - Тут в голосе жильца явно зазвучала медь. - Что вы вообще ему дали, кроме пропо­ веди о покорности и смирении? Ничего. Но когда Толстой возмутился вашим фарисейством, вы его тотчас же предали анафеме, во всех цер­ квах с амвонов заревели. Тут открылся второй глаз, лицо приобрело обычное выражение. Воротынцев замолчал, видимо ожидая возражений. Их не последовало. Оба глаза отрешенно уставились в закопченный потолок. Лушников в задумчивости пощипывал бородку, Мошкову, даже если бы он и захо­ тел, возразить было не под силу. Терехов опять лег. Похмельному был неприятен и неинтересен этот разговор. Пришлось Воротынцеву спра­ шивать у самого себя: - Неужели в тех же проповедях нельзя было напоминать мужику: ты - пахарь, строитель, воин, кормишь, поишь, защищаешь, своим тру­ дом содержишь барскую плесень, которая тобой же брезгает, - почему терпишь над собой надругательства, унижения? Почему трудишься, 133