Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 4. - 369 ,[1] с.

щучинском снегу, после каторжной работы в каменоломне, после неудачного побега и жуткого завала в шахте он надломился физически, а вонючие выгребные ямы добили и сам дух его. Жизненная сила уходила из него тихо, медленно, незаметно - и безболезненно. Он сник, неузнаваемо постарел. Отмечал где-то в памяти, как мельчают, слабеют в нем обыкновенные человеческие чувства - любопытства, сострада­ ния, удивления, какого-то интереса, но не придавал этому никакого значения. Если раньше некое событие или незаурядный случай, которому он был свидетелем, вызывали в нем то ли горечь, то ли недоу­ мение либо злость, жалость, ненависть, то теперь о чем бы он ни услы­ шал, что бы ни происходило у него на глазах, он все воспринимал равно­ душно, как нечто самое обыденное, привычное. В петропавловской тюрьме метался в мыслях, как зафлаженный волк, там постоянно жгли душу воспоминания, сердце разъедал стыд за свои непоправимые ошибки, там постоянно думал и о близких ему людях, и о своей свихнувшейся жизни, и о партии, его предавшей, размышлял над происходившими в стране событиями. Здесь же прошлое теряло не только остроту, но и значение. Он, конечно же, ничего не забыл, мог при желании вспомнить о нужном до мельчайших подробностей, вот только это желание у него возникало все реже и слабее. Равнодушно относился к чужому горю, страданию, даже о своей возможной близкой и внезапной смерти стал думать с каким-то странным спокойствием, бесстрастно представлял в деталях, как и где это может произойти. Суть его помалу проедала душевная ржавчина, из чувств - он это отчетливо сознавал - осталась крепкая зависть к таким же зекам и ссыльным, прочно сидевшим на хлебных должностях. Живой интерес возникал в нем, лишь когда он думал, что бы украсть из тех грузов, которые он развозил, и где украденное удачно обменять на съестное и курево. Это его теперь занимало куда больше, нежели мысли о жене и своем председательстве. Он был уверен, что все, кого он видел в разъездах, слышал, с кем разговаривал - заключенные, ссыльные, вольные и подневольные, старые и молодые, - все они думают и чувствуют точно так же, воспринимают жизнь, как и он. Очень редко раздавался добрый, беззлобный смех, не доводилось ему быть участником веселого, азартного спора, когда шапкой оземь в подтверждение своей правоты, не слышал, чтобы о ком-то отзывались как о хохмаче-балагуре, чтобы кто-нибудь напевал либо беззаботно насвистывал во время работы, 103