Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 3. - 325 с.

и рабским усердием загонял людей в эшелоны, с каким старанием сор­ тировал с гепеушниками на трехдневном челябинском формировании вызванных из вагонов мужиков, будто не догадываясь, что их уводят на расстрелы... Размышления об этом доводили до изнеможения. Отвращение вызывали и работа, и сама жизнь. В правление шел словно на штрафные работы. Один вопрос, услышанный по нескольку раз на день, на разные лады и голоса: “Про оплату трудодней ничего не слышно?” - изнурял до бессилия, до гула в висках... Дошел до того, что боялся услышать о беременности жены и удивлялся порой, почему его до сих пор не убили выселенцы, бандиты, гуляевцы. Так он и жил последние месяцы - то с выражением крайнего недоумения, страха на лице, то с гримасами отвращения, душевного страдания, часто и подолгу застывал среди дела, с трудом приходя в себя после оклика. “Каженник!” - пугалась и злилась Леся, замечая это новое и странное выражение, и однажды со слезами предложила: “Может, тебя до Гуцулки сводить? Нехай пошепчет над тобой!” - и заплакала. Он только болезненно усмехнулся, подумав, как хорошо бы­ ло бы, если бы нашелся тот, кто не шепча ни над головой, ни на ухо, а громко и безбоязненно объяснил ему, что же происходит в мире, - ста­ ло бы легче... Дорога неуклонно вела на запад, и чем ниже опускалось солнце, тем больше сужался впереди и ослепительней становился под его огромным светозарным кругом тягучий, зарозовевший блеск гребнис­ той равнины, меж тем как на известковые снега позади незаметно ложился сиреневый свет темнеющего вечерней синью неба. Усталые кони шли шагом, их не понукали. Мужики надевали тулупы, обклады­ вались сеном на облучках. ...Нет, он все понимал. Во всяком случае, догадывался о многом. Признать правду - вот чего он пуще смерти боялся! Врал себе, другим... Зачем? Во имя чего? Прав Гриценяк: прятался за идеями и палачество­ вал над людьми. Хорошо что мать не дожила, не видит гибельного сыновьего позора... Впервые он не боялся вспоминать, впервые, обли­ чая себя, вызывал в памяти все, что навсегда хотел забыть, что теперь приобретало совсем иное, нежели прежде, и необычайно важное для него значение. С каким-то мучительным наслаждением и душевной болью рвал, выпрастывал себя из тягуче-липкой пелены самообмана, в которую из страха перед подлинной и страшной правдой он так долго, тщательно и трусливо себя окутывал. 70