Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 3. - 325 с.

новская лоснящаяся морда. “Родня много? - интересовался он, хитро поблескивая заплывшими глазками, и пояснял недоумевающему зеку: - Подарку будешь делать - хорошо сидеть будешь. Нет подарку - сиди как хочешь!” У Кожухаря подарка не было, поэтому он сидел как хотел. А “захо­ телось” ему сидеть в набитой людьми камере, спать под нижними нара­ ми на вонючем, разостланном по цементному полу вперемешку с соло­ мой тряпье, задыхаться ночами смрадным воздухом, выносить парашу, таскать бачки, мыть полы в тюремных коридорах, обивать с себя несметных клопов, вылущивать вшей из нательного белья и всякий раз, вползая на ночь под низко повисшие, сырые, пропитанные мочой доски, спрашивать себя: уж не сон ли это - долгий, страшный?.. Нет, не сон, все оно происходит въяве, с мукой признавал он, - видимо, на роду ему и это предназначено... На второй день после прибытия, когда старозаключенных с утра увели на тюремные работы и в камере остались одни новички, которых еще только распределяли по бригадам в учетно-хозяйственной части, к ним уверенно вошел человек непонятно какого чина-звания. Он хозяи­ ном прошелся по камере, подергал оконную решетку, заглянул под нары и остановился перед Кожухарем - тот сидел на корточках спиной к печурке, отогревался от ночного цементного холода. - Фамилия? - строго спросил вошедший. - Кожухарь... - Ты-то мне и нужен. Встать, когда с тобой разговаривают! Статья? - Сужденный по шестьдесят первой... Мгновенно поднесли грубый табурет, вошедший сел и достал из кармана какой-то расчерченно-исписанный лист. - Как же ты посмел, Иван, воровать государственное добро? - Меня Петром... Кожухарь Петр, сужденный по шестьдесят первой... - Да, да, - человек сверился в листке, - Петр... Объясни мне, Петр Кожухарев, как у тебя хватило совести украсть? Ночью дело было? - Я не крал! - встревожился Петро. - Сужденный по шестьдесят... - Первой, первой! - с досадой перебил его посетитель. - Это же “воровская”!А-а, - спохватился он своей оплошности, - это сто шесть­ десят первая, а у тебя - “хлебная”... Но ты по существу дела отвечай. В чем суть? Только коротко! - Так наши дурни-активисты, - заторопился Кожухарь, - наклали на меня семфонду неподъемные пуды, я тоже сдуру в горячке высказал, 236