Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 3. - 325 с.

“Ты ж красный партизан! Ранетый за власть. Заступись! Съезди в Акмолинск, в гепеу, нехай поможут!” Федор Андреевич задумчиво пощипывал ворошиловские усики: “Писать? Кому? Тебя так распишут, шо в потемках не узнаешь. Максима, такого дуба поломали, не погля­ дели на его партизанство... Интересная власть: в разверстки - молчи, при НЭПе - молчи, в раскулачку - молчи, при колхозе - молчи, про заработанное - не спрашивай, братов судят - опять молчи, а то самого приголубят... За какую же я власть ранетый?” Но организовал несколь­ ких мужиков съездить к Костюкову, выведать, и тот открылся: посколь­ ку поезд ожидается в пятницу, то суд состоится послезавтра. Ходатаи опешили: это что же, тюрьма? Баб зря, что ли, прокурор обнадежил? Немедленно послали гонца в село оповестить родных. Сами остались в Щучинской поприсутствовать на суде, сказать защитное слово, если дозволят. Слова сказать не дозволили, а приговор вынесли такой: Игната Плахоту приговорили к трем месяцам принудиловки, Ивана Безверхого - к пяти, Петра Кожухаря - к шести месяцам исправительно- трудовых работ. Из-под стражи освободили в зале суда Разумия Андрея. И вновь отцы, матери, жены, сестры и братья с узелками кинулись в дорогу. Только-только успели обнять напоследях дорогих людей, по­ выть на путях вслед залепленной снегом задней стене последнего вагона. Даниловна воротилась со станции вместе со всеми. Доковыляла на ноющих холодом и болью ногах до хаты, странно спокойная отве­ тила обступившим детям и чеченкам-постоялицам: “Все, детки мои. Забрали у нас батька, - приобняла Татьяну, у которой задрожали губы, и добавила, выдыхая душивший всю дорогу ком в горле: - Упекли- таки нечистые души мужика. Храни его теперь Пресвятая Богородица, а нам дай силы дождать его до дому...” С того дня совсем пожухла жизнь в кожухаревой хате. Опечаленные чеченки старались лишний раз не появляться на хозяйской половине. Татьяна часто приходила домой с заплаканными глазами, стал тише, молчаливее Сашко, грубее и диковатее - Варька. Зато стала чаще выхо­ дить из горницы старуха Маржан: выйдет, подсядет к Даниловне и долго молча перебирает возле нее четочки, потом легонько коснется рукой головы и плеча хозяйки и опять уйдет к себе - выражала сочув­ ствие. Фариза как-то объяснила: старуха печалится о хозяине, молит­ ся за него и просит Аллаха, чтобы тот облегчил Петру дни и переложил половину тоски хозяйки на ее сердце. Даниловна вздохнула: '‘Чудная душа, ей-богу! Невжели ей своего горя мало?” 198