Скромный, Н. А. Перелом : роман в 4 кн. / Николай Скромный. - Мурманск : Релиз, 2003. - Кн. 1. - 329 с.

фальшивой заинтересованностью добавил: - Вообще-то с этой Ориной поговорить можно. Почему бы и не поговорить? Карабай задумался. Похмельный терпеливо ждал. - Поеду к Кожекену. Может, даст десять. Когда вернешь? - Десять мало. Проси больше. Хорошо проси! Верну сразу после сева. Скажи, мы людьми поможем. Хочешь, я тебе бумагу напишу? Расписку. Или пошлю кого с тобой. - Твой бумага Кожекен плевать будет. Я сам поеду. - Вот и ладно, - засуетился Похмельный. - Завтра с утречка и езжай. Это далеко? О, да ты к вечеру обернешься! Я тебя, дорогой, как Бога ждать буду, но только ты... Ты никому не сказывай про наш уговор! Мы ее втихаря... это... сосватаем. Слышишь, молчи! Не то испортим все дело... Как ее фамилия? - Э-э, баскарма, - хитро сощурился старик. - Не такой Назарка брехун, а? Я тебя все понял: боишься, узнают везде - себе просить приедут. Правильно: ты молчи и я молчи. -Вот-вот, молчи!-подхватил Похмельный. - Дознаются - понае­ дут с просьбами... Дед, проси больше. Хоть сколько! А? А я тут для тебя расстараюсь - сам схожу просватаю! От меня еще ни одна вдова... - он сжал огромную пятерню в кулак и, многообещающе сощурясь, показал его старику, - не вырвалась! Карабай пообещал сделать все возможное, и на том они расстались. Закрыв за стариком дверь, Похмельный в возбуждении заходил по комнате. Если Карабай приведет десяток лошадей - это два-три гектара пахоты в день, за две недели - почти сорок. Хорошо, но было бы еще лучше, если бы договорился лошадей на двадцать, а то и больше. “Ах, старик, да будь моя воля - за три десятка лошадей отдал бы тебе всех вдов в селе: живи султаном, но помоги засеяться!” Он убрал бумаги в стол, смел окурки в угол и закрыл контору. Закончился еще один день его председательства. Утром Похмельный с активистами, ободренные вчерашним успехом, снова отправились к должникам. Но не прошло и часа, как его позвали к конюшне - пригнали лошадей с зимовки. Пришлось идти. Лошадей загнали в загородь, где они сгрудились в дальнем углу, косились и тревожились, когда кто-либо подходил к ним близко. Сбывалось его опасение: трудно будет с ними, отвыкшими от упряжи и работы. Пока обротали и развели по денникам (завзятый лошадник, Похмельный не мог сдержаться, чтобы самому не участвовать в этом), 166