Скромный, Н. А. Перелом : роман / Н. А. Скромный. - Москва : Современник, 1989. -350,[1] с. - (Новинки "Современника").
— Детей не дадим! Не допустим смерти. Вам — еще посмотрим, но их — вытянем. Найдем средства, продук ты. Найдем здесь, найдут где-то... Детей своих жаль? А о наших думали? Ах, как кусать вы умеете. Партий цы на каторгу, партийцы готовь революцию, партийцы на войну, защищай, строй, добывай, организуй, и толь ко слышишь: неправильно, не по совести, жестоко, не справедливо, а сами либо в сторону, либо с ножом ч спину... А дерьмо кому разгребать? Опять партийцам? Ничего, разгребем, не погнушаемся... И ошибки выпра вим. Для тех, кто остался, мы великое дело сделали. Без вас они за год поднимутся... Дадут, дадут колхозы хлеб стране! Без вас накормим!.. Его прервал Дерновой Лука, выселенец Божедаров- ки, соседнего с Лебяжьем села: — Да черт с вами, делайте что хотите, но зачем же по живым костям ходить! На чьем-то горе свое счастье строить. Зачем высылать нас? Оставили бы хату, ого род да место на кладбище, но высылать-то зачем? Кто выгадал на этом? Государство? Нет. Рабочие? Нет. Ила считаешь, шо тебя теперь нахваливает беднота в Л е бяжьем? Тоже нет! Вы раскулачили крепкие дворы. Вы слали мужиков, которые умели с умом хозяйствовать, жить большими семьями, показывали, як можно вы браться из нищеты, приложив к земле старание и руки. В голодовки мы бедноту от смерти спасали, хлебца до новины она только у нас занять могла, вы ей только обещались. Того добра, шо от нас осталось, ей нена долго хватит. Не будет тебе, Максим, и уважения от нее, на которое ты рассчитывал, хотя, кажись, ради нее душу свою споганил... — Да, тебя оставь,— не стихал в гневе Похмель ный,— это ты теперь такой смирный, а оставь — через год весь актив села втихаря на тот свет спровадил бы... Не-ет, все правильно. Если и были какие сомнения, то сегодня кончились. Кончим и разговор на этом. Обрат но не переиграешь, как бы вы ни хотели. — Оно для вас игры,— вступил в разговор Степан Халавчук, односельчанин Дернового, недалекий межвед- коватый увалень, заросший до постоянно сонных глаз пегой бородой, сидевший в одной замашной рубахе, в расстегнутом вороте которой поверх густой, клочками седеющей шерсти поблескивал медный крест,— а для нас жизня. Нехай я, по-твоему, разживался. Но не мог же 300
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz