Скромный, Н. А. Перелом : роман / Н. А. Скромный. - Москва : Современник, 1989. -350,[1] с. - (Новинки "Современника").

Не примут сердцем, но поймут разумом... Да, он ви­ новат, он признал свою вину, больше того — принял на себя вину и тех, кто торопил с высылкой, кто составлял и утверждал списки, кто непосредственно выселял и в итоге выслал семьи его знакомых в округе и односель­ чан,— середняков села Лебяжьего,— людей, высылки не заслуживающих. Принял колхоз и остался здесь, чтобы сполна отве­ тить самому суровому судье — своей совести, и чем стро­ же, беспощаднее будут ее вопросы, тем лучше. Пусть безжалостно высветит не столько причастность к ошиб­ кам при высылке, сколько самое гадкое: двурушниче­ ство, подлость, трусость,— то, что обычно скрывают больше, чем сами дела. Подобной грязи он за собой не замечал, обнаружить ее в себе боялся больше всего, но теперь, в нелегкую для его жизни пору, когда дело впрямую коснулось его партийной честности, он тем бо­ лее нуждался в этом мучительном разборе, хотя и ста­ рался оттянуть его как можно дальше. На ближайшее время он ставил себе только одну задачу — помочь ошибочно сосланным. Всем: и незна­ комым, тем, кто попал в его эшелон после челябинско­ го формирования, и высланным с его родины. Таких се­ мей, по его мнению, было где-то около пятнадцати. Кого из них сослали по ошибке, он уже знал: о чужих рассказали конвоиры, своих — сам бог велел знать. С законно высланными было проще всего: что з а ­ служили, то и получите. Хуже обстояло с теми, кого выслали ошибочно: он даже перед ними, людьми, доселе ему неизвестными, чувствовал себя виновным, ибо не мог он, отвечая за свою вину и партийцев своего ок­ руга, огородить себя (хоть и пытался вначале) от при­ частности к тем же ошибкам работников другого края. И все же лебяжьевцы — особая боль, от которой нет спасенья даже во сне, где по-прежнему умоляют и кричат люди, лязгают на путях эшелоны, вскрикивают паровозы и мелькают телеграфные столбы... Что ни фамилия — тотчас вспышка в памяти, чудно и ярко ос­ вещающая далекое во времени Лебяжье, молодую мать с виноватой полуулыбкой на тонко-бледном, будто бумажном лице, они в хате Сичкаря, ныне высланного сюда, мать что-то долго и безумолчно рассказывает, держит его у колен, хозяйские дети тянут его на улицу, но она не отпускает, ему и самому не хочется уходить 190