Скромный, Н. А. Перелом : роман / Н. А. Скромный ; художеств. оформ., ред. авт. - Мурманск : Рус. Север, 1993. - Кн. 2. - 400 с.
крупные, хорошо организованные восстания по всей стра не. Не менее грозные, чем в двадцать первом году. Вы тогда тотчас же круто изменили отношение к крестьянст ву. Отменили разверстку, ввели нэп, открыли дорогу ко операции — единственно мудрое решение за двенадцать лет правления. Но сейчас не будет ни мятежей, ни восста ний. Кому восставать? Той части крестьянства, независи мой, крепкой, кто мог противостоять нынешней гибельной политике и рваческому отношению к земле, кто составлял хозяйственный и духовный костяк сел, уже нет: кто сбе жал, кого осудили и выслали, а те, кто остался, задавле ны стахом лагерей. Вы ж как ордынцы пронеслись по се лам и деревням. Нет людей. Двадцать первого года не бу дет. Я же говорю: работай спокойно. Увеличь охрану по севов и амбаров: единственное, на что способны оставши еся, так это украсть что-либо да христарадничать от села к селу. Все, Похмельный. В твоей «Крепости» защитни ков не осталось. Не с кем тебе обороняться. Жалкие лю ди... Недавно перелистывал Чернышевского. Из всей его бездарной беллетристики со слюнявым восторгом над ар мейским социализмом... Не читал? — Где-то слышал... Это кто? Он не из Наркомзема? — Наркомзема? — недоуменно уставился на собесед ника гость и задумался. — Пожалуй, да... — И тотчас возразил себе: — Нет, все-таки он проходит у вас по иде ологическому ведомству... Так в одном он трижды прав, когда крикнул: «Жалкая нация! Нация рабов!» У мужи ка отобрали все — землю, волю, право, установили над ним изощренную систему штрафов, судимостей, превра тили, по сути, в рабочую скотину — а он молчит. У него на глазах уничтожают соседа, едва ли не брата его, — а он одобряет, даже помогает убивать. Зная при этом, что завтра его самого могут растоптать тем же обвинением. Чем больше увязая в социальном рабстве, тем послушнее, покорнее. Это уже в крови. Без монарха, барина и плети жить не может... Мы собирали их не на братоубийствен ную войну. От них только и требовалось — выйти в уста новленный срок на майданы и площади. В один день — и все. Но не собрать, не вывести. Хотя чувствуют еще бо лее худшие для себя времена. В чем дело? Национальное? Но Пугачев, Разин, Болотников... В народе исчезает ж а лость, милосердие, сострадание, появляется жестокость, равнодушие, растет страх. Не могу понять, в чем причи 379
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz