Сергеев, А. М. Ключи : (философские размышления) / А. М. Сергеев ; М-во образования и науки Рос. Федерации, Мурм. гос. гуманитар. ун-т. - Мурманск : Мурманский государственный гуманитарный университет, 2011.

70 СЕРГЕЕВ АНДРЕЙ МИХАЙЛОВИЧ ции служит основанием для освобождения сознания от обстоятельств и случаев. Чем абстрактнее язык, тем менее человек связан с частностями существования, а значит-способен приподниматься над ними. На стра же собственности стоят понятийно-терминологические аппараты кон кретных наук, лимитирующие конкретную территорию истолкованного. В чуткости и доверии ребенка практически к любому слову можно выделить еще одну примечательную сторону. Ребенок факти чески принимает положение, согласно которому любой знак тожде ственен любому значению. Он сталкивается с тем, что речь и язык в целом тождественны сами себе. Напротив, взрослому такого тожде ства не хватает: ему нужна своя собственная территория языкового бытования, возникающая посредством его непосредственных дей ствий, включая акты речи. Собственность нашего языка обретается за счет практики сугубо нашего истолкования. Однако такая языковая собственность не может полностью сохраняться даже у взрослых. Мы приносим в жертву свою собственную языковую среду тогда, когда перестаем выделять свою особенность, будучи захвачены не своим, что и выражаем в восклицаниях типа: «да ты что!», «не может быть!» или, на худой конец, «здорово!». Мы часто употребляем языковые построения, которые у нас «под рукой», однако обычно это не помогает. Важно осознать, что смысл объясняемого может никак не совпадать с содержанием объ ясняемого. И в нашем повседневном языке такой языковой конструк ции, которая бы выражала и содержание, и смысл в их обоюдном единстве, может и не найтись. Необходим новый языковой опыт, с помощью которого можно было бы перегруппировать содержания по-иному. Возможно, его можно обрести, прибегнув к молчанию. Похоже на то, что современного человека выводят из себя имен но ситуации отсутствия слова, ведь в феномене беззвучности и молча ния проступает неодолимость мира. Цепляться за какие бы то ни было слова, даже если это и глупость, привычнее и надежнее, так как можно утешить себя тем, что оно неточно и неправильно, а тем самым ввя заться в бесконечную борьбу и гонку за другие, более «точные» и «пра вильные», слова. Вслушиваться в молчание удается немногим: с толку сбивает принципиальная невозможность его быть рассчитанным. На молчании трудно, если возможно вообще, построить нечто определен ное, а отказываться от этого сродни отказу от себя - современного.