Смирнов (Семенов) В.П. Вызревание будущего. Дружба народов. 2019, №6, с. 225-237

Владимир Смирнов. Вызревание будущего 227 Столь же явственная печать «красоты» лежит и на языческой «истине». Понятие «эксперимент», введенное Аристотелем, хотя и означало наблюдение за вещами, за их свойствами в изменяющихся условиях, однако в древнем мире еще не было важнейшей основы для научного эксперимента. Мир еще представлялся древнему греку насквозь живым и цельным, а человек в нем —не более чем участником великого театрального действия. Язычнику греко-римской древности чуждо было понятие о человеке- естествоиспытателе. Эллин не чувствовал себя вправе испытывать, «пытать» природу. Любоваться, подглядывать — да. Но не расчленять для анализа. Органы чувств и воображение —вот те эстетические по своим возможностям инструменты, с которыми эллин приникал к природе, познавал ее. Эта бедность инструментария вовсе не мешала древним быть внимательными наблюдателями и искусными мастерами. Мы до сих пор наслаждаемся видом древнегреческих статуй, портиков и амфор, пользуемся римскими дорогами и акведуками, но что касается умозрительных построений, скажем, облика Вселенной, то мы разве что улыбнемся прекрасному космосу пифагорейцев, где движение небесных тел представляется танцем светил вокруг мирового огня под музыку сфер. Такая зацикленность языческой культуры на красоте, смещение всего многообразия духовного содержания человека и общества в сторону эстетической оси координат, позволяет нам (вслед за Алексеем Федоровичем Лосевым, крупнейшим исследователем греко-римской древности) определить ее характер как эстетический. Но переместившись во времени на тысячу лет и оказавшись в культурном пространстве «темных веков», мы увидим, что тронного положения «красоты» нет и в помине. Трон не пустует, однако. Он занят «добром» —благодатью, благоговением и прочими производными от добра. Именно «добро», «благо» становится ведущей, притягивающей осью культуры. Именно добро, по христианским понятиям, приближает человека к Богу, способствует спасению души и правильному земному жизнеустройству. Центром культурной жизни вместо театров, стадионов и бань, вместо языческих капищ, где среди немыслимого многобожия Римской империи давно уже витало безразличие к божеству, становится христианская Церковь. Бренный человек идет туда на свидание со Спасителем, чтобы поклониться Ему, возблагодарить Его, вечного и сверхблагого, за дарованную жизнь, покаяться в допущенных грехах и очистить, возобновить свои силы для одоления земной юдоли в надежде на небесное воздаяние. В Средние века мы встречаем непредставимую ранее армаду паломников, годами пробирающихся в Палестину, в этот центр средневекового мира, чтобы побывать в точке возникновения абсолютного Добра, припасть к основным святыням христианства. В Средневековье мы видим огромную армию профессиональных служителей Блага: монашество, отшельничество, духовно-рыцарские ордена, не говоря уже о церковном клире — толкователях Божьей воли. В обстановке воцарения принципа «добра» по-новому стали относиться к «истине» и «красоте». Конечно, их не отвергли, нет, их никогда не отвергали. Новый Завет — главная книга христианства — говорит о красоте, истине, любви не меньше чем о благе. Но суть в том, что все эти величины в средневековом представлении стали тяготеть к этической оси координат, к «добру». Угодной христианскому сердцу становится не вообще красота, а красота в качестве «благолепия», то есть соединенная с добром, действующая для добра под его руководством. Теперь считается, что красота обретает истинно высокое значение только на службе Богу. Талантливейшие художественные силы обращены к церкви, они религиозны. Искусство глубоко проникнуто христианскими мотивами. Столь же служебное положение по отношению к «добру» обретает «истина». «Не тот мудр, кто много грамоте умеет; тот мудр, кто много добра творит», — гласят русские азбуки христианской эпохи. Считается, что человеческий разум слаб и греховен по сравнению с Божественным, а потому и не вправе ставить под сомнение Истину, раз и навсегда данную Священным Писанием. Считается, что людскому разуму доступна лишь борьба с заблуждениями на пути к Истине Божественного откровения, то есть рассудку Средневековья отводится роль пособника веры — подобно тому, как во времена просвещенного язычества он выступал в роли пособника чувств, своеобразного локатора, помогающего избегать крайностей и вырабатывать