Смирнов (Семенов) В.П. Вызревание будущего. Дружба народов. 2019, №6, с. 225-237

Владимир Смирнов. Вызревание будущего 235 не может родиться от неживого». Биологическая жизнь не есть что-то аномальное. Она —результат естественного движения от простого к сложному: от элементарных частиц к гармоническому ряду тел, «следующих по нотам атомной гаммы», и далее от простых ко все более сложным молекулам, к аминокислотам, углеводам и макромолекулам, чье взаимодействие приводит к образованию простейших клеточных форм жизни, а там и к проявлению сознания, и к появлению человека. Причем сознание тоже не аномалия природы: оно довольно поздно обнаруживается на шкале эволюции, но это не значит, что его не было и нет на ранних стадиях процесса. Сознание участвует в эволюции всегда. Пусть в распыленном, разжиженном, «предсознательном» состоянии, но оно присутствует в любой космической частице, сколь бы элементарной она ни была. Это универсальное правило: «какой-либо феномен, точно установленный в одном месте, в силу фундаментального единства мира необходимо имеет повсеместные корни и всеобщее значение». Сознание эволюционирует вместе с материей. Усложнение неорганических, а затем органических и биологических форм идет рука об руку с усложнением психическим. Они взаимозависимы, это две ипостаси одного и того же явления — жизни, в какой бы форме она ни существовала. «Материалисты» были правы, сознание действительно определяется бытием, но «идеалисты» были правы не менее, потому что и бытие в свою очередь определяется сознанием. Вопрос о верховенстве, о первородстве бессмыслен уже из-за того, что бытие и сознание неразлучны на любом срезе универсума. И не могут существовать друг без друга. С появлением Homo sapiens характер эволюции существенно меняется. Она становится историей «человека разумного», историей человеческой культуры во всем ее объеме. Развитие сознания продолжается, но уже не путем усложнения биологических форм жизни, а путем взаимоотношений между человеческим сознанием и бытием, то есть всем тем, что доступно сознанию, что вовлечено в его сферу. Эмбриональная фаза эволюции, таким образом, переходит сначала в фазу младенчества, выраженную родовым первобытно-общинным строем жизни и мифологическим синкретическим сознанием, еще не осознающим себя, не думающим о себе. А затем, на примере наиболее близкого нам по духу европейского, уже думающего, рассуждающего о себе сознания, мы видим три ярко обозначенные стадии дальнейшей эволюции. Они соответствуют трем основным способностям человеческого сознания: чувствовать, верить и рассуждать. На стадии языческого «детства» развитие сознания в его взаимоотношениях с бытием еще диктуется чувством, чувствами. На стадии христианского «отрочества» сознанием руководит вера (уже не чувства, но еще и не рассудок). А мыслящий рассудок возымел руководящую силу на стадии рационалистической «юности». На заре третьего тысячелетия от Рождества Христова история духовной культуры дает нам понять: все три односторонних упования — сначала на «красоту», потом на «добро» и, наконец, на «истину» —упования, обусловленные взрослением сознания, естественны были именно для возрастания, самовоспитания человеческого общества. И все они поодиночке исчерпали свой руководящий потенциал единоличных вождей человечества. Сегодня мы находимся в ситуации крушения очередного —и, заметим, последнего члена триады в качестве ведущей оси системы координат в качестве всеобъемлющего идеала культуры. Не случайно на разных академических перекрестках Запада заговорили о необходимости Второго Просвещения, которое придало бы европейской цивилизации новый импульс —подобно тому, как это сделало классическое Просвещение в XVIII веке. Правда, сколько-нибудь значимо определенной сути искомого Просвещения с названных перекрестков пока не просматривается. А ведь сама история, сама логика культурного взросления подвела нас к решению вопроса. Она дает нам понять, что догматизированный идеал, понятый по-детски прямолинейно и безраздельно, начиная осуществляться, вскоре обнаруживает свою недостаточность, а потом и вовсе оборачивается своей ужасной противоположностью. Так, красота древнегреческого зрелища обернулась кровавыми расправами над людьми в римском аплодирующем Колизее. Так и христианское «добро» всепрощения обернулось беспощадными