Семёнов, В. П. Вызревание будущего / Владимир Смирнов (Семенов) // Мурманский берег : литературный альманах / Мурм. орг. Союза рос. писателей ; [гл. ред. Б. Н. Блинов]. – Мурманск, 2000. – [Вып.] 6. – С. 298-317.

300 Владимир СМИРНОВ (СЕМЕНОВ) ной красотой виделся ему космос, который так и переводится с древнегре­ ческого: "красота, порядок, гармония". Эту космическую гармонию греки стре­ мились распространить и на государственное устройство, и на каждого граж­ данина Эллады. Отсюда всепроникающее развитие искусств: музыки, теат­ ра, скульптуры, риторики, поэзии. Отсюда культ прекрасного тела и непо­ мерное значение Олимпиад, чье расписание стало даже основой летоисчис­ ления. Но дело не столько в необычайном разливе искусств, сколько в том, что под власть "красоты" подпадали и "добро", и "истина" древней Греции. Ими не пренебрегали, нет. Прекрасные поступки и прекрасная истина тоже входили в объем идеала. Но понимались эстетически. Истину и добро иска­ ли на путях красоты. Основная нравственная норма эллина "ничего сверх меры" есть по сути эстетическая, а не этическая норма. Она представляет добродетельную жизнь как искусство отыскания "золотой середины", кото­ рая по Аристотелю находится между двумя пороками: между избытком и недостатком. Быть добродетельным — значит искусно лавировать между скупостью и мотовством, между безрассудной отвагой и трусостью, между распущенностью и бесчувственностью и т. д. Для определения должного по­ ведения применяется принцип гармонизации двух противоположностей, прин­ цип эстетический. "Золотая середина" древнегреческой этики на поверку ока­ зывается родной сестрой "золотого сечения" архитектуры. Столь же явственная печать "красоты" лежит и на языческой "истине". Любезное нашему рационалистически устроенному слуху слово "теория" хотя и происходит от греческого "феорейн", но глагол этот означал для эллина "видеть зрелище", "видеть облик”, и был ближе не к науке, как мы ее понима­ ем, а к театру. Понятие "эксперимент", введенное Аристотелем, хотя и озна­ чало наблюдение за вещами, за их свойствами, однако в языческом мире еще не было важнейшей основы для научного эксперимента. Мир еще пред­ ставлялся древнему греку насквозь живым и цельным, а человек в нем — не более чем участником великого театрального действа. Язычнику греко-рим- ской древности чуждо было понятие о человеке-естествоиспытателе. Эллин не чувствовал себя вправе испытывать, "пытать" природу. Любоваться, под­ глядывать — да. Но не расчленять для анализа. Органы чувств и воображе­ ние — вот те эстетические по своим возможностям инструменты, с которыми эллин приникал к природе, познавал ее. Эта бедность инструментария вов­ се не мешала древним быть внимательными наблюдателями и искусными мастерами. Мы до сих пор наслаждаемся видом древнегреческих портиков и амфор, пользуемся римскими дорогами и акведуками, но, что касается умоз­ рительных построений, мы разве что улыбнемся космосу пифагорейцев, где движение небесных тел представляется танцем светил вокруг мирового огня под музыку сфер. Даже Платон, едва ли не самый проницательный гречес­ кий ум, считал космос хорошо настроенным музыкальным инструментом, а свое занятие — философию — "мусическим искусством", называя мудрость "прекрасной и величайшей согласованностью".

RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz