Семенов, В. П. Счастье : эссе / Владимир Смирнов (Семенов) // Мурманский берег : литературный альманах / Мурм. обл. писат. орг. [Союза рос. писателей ; ред.-сост. Б. Н. Блинов]. – Мурманск, 1996. – [Вып.] 3.

около". В общем, ко времени Даля в народе уже ходило полное меню понятий о счастье, количественно не беднее нынешнего. Но с тех нор многое изменилось. В академическом Словаре русского языка 1984 года прежнее заглавное значение счастья (в качестве судьбы) стало хвостовым, "просторечным". На первое место вышло "состояние высшей удовлетворенности жизнью, чувство глубокого довольства и ра дости". Такой кувырок легко объясним советскостью словаря, обя зательным тогдашним атеизмом с незабвенными лозунгами "Партия — наш рулевой" и "Человек — кузнец своего счастья" (упрямо, кстати, противоречившими друг другу: если человек рулит не сам, то ведь и кует не то, что ему хочется), но в словарной перетасовке понятий повинен не столько реальный коммунизм, сколько вообще Новое и Новейшее Время, воцарение научной классификации. "Краткая философская энцикло педия" 1994 года, вполне уже демократическая, также почти по-советски определяет счастье как "состояние полного высшего удовлетворения, абсолютного отсутствия желаний, идеал, осуществить который стремятся путем разумного и совместного действия". Ну что ж. Я гоже склонен называть вещи их собственными именами, к чему склоняю и моего возможного читателя. Давайте судьбу впредь именовать судьбою; удачу — удачей. А счастьем пока, за неимением лучшего определения, признаем состояние высшего и даже вышнего удовлетворения, поскольку, по выражению Шиллера, "высшее благо вольно слетает к тебе" (если ты его заслуживаешь, добавим мы в скобочках, собираясь раскрыть их при случае). Соответственно, счастливая жизнь — это жизнь, окрашенная моментами счастья. Не состоящая из них (такого просто не бывает и быть не может), но содержащая. Учтем и далевское, народное — вовсе не враждующее с нашим, а скорее, дополняющее — определение счастливой жизни как багоденствия, благополучия в смысле земного блаженства. Хотя опять же жизни "без горя, смут и тревог", нужно заранее себя предупредить, ни у кого не получится. Куда, на какие задворки сознания мы отодвинем, увы, неизбежную смерть своих родителей, чтобы она не стала горем? К тому же состояние душевной смугы, не говоря уже о тревоге, столь же естественно для человека, сколь и озарение счастьем. Человек создан для тревоги, для смятения едва ли не столько же, сколько для счастья. И если чередование дня и ночи похоже на дыхание Земли, то чередование тревоги 311