Семенов, В. П. Публицистика / Владимир Семенов ; [Мурм. орг. Союза рос. писателей]. – Мурманск : ЗАО Нордмет, 2008. – 404 с.

удобными для жизни, а все теми же холмистыми видами, вздымающимися вокруг, парящими над нами подобно ангелам-хранителям. Из любой улицы Мурманска взгляд наш ложится на спокойную зелень или белизну окрест­ ных сопок и отдыхает на них, успокаивается, отвлекается от сиюминутных невзгод. Большой полумиллионный город, но он не заглатывает, не замуро­ вывает людей: они хотя бы взглядом вольны в любой момент выбраться за городские пределы. Мне и люди понравились. Помню, во всяком случае, что я безболез­ ненно вошел в круг и почувствовал себя равноправным: любящим среди любящих. Ведь большинство мурманчан тогда, в середине шестидесятых, еще признавали себя одной семьей, сложившейся по признаку неравноду­ шия к своему общему заполярному дому. Красивая земля. И на ней селятся, работают любящие ее люди. Казалось бы, от подобного расклада и людям, и земле должно быть одинаково хорошо. Однако сегодня, «взойдя на самый верх» и «взглянув на Коль­ ский полуостров», мы видим свою землю поруганной. Ее обкорнали «под панка», украсили жуткими лишаями пустошей, пропитали отра­ вой, обезлесили и обезрыбили. И не иноземные злоумышленники тому виной, не иноплеменники - мы потрудились, не отопремся. Как ни отго­ варивайся, как ни ссылайся мы на бездушную волю ведомств, на бес­ правие рядового трудяги, да и нерядового тоже, чего уж там - есть на что ссылаться, много у нас оправданий, можем городить до скончания века - но и от вины, сколько ни городи, не отгородишься: именно мы исполнили опустошительную работу, наши руки палачествовали, наши головы кумекали, как выжать лишний миллиончик для ведомства за счет всё той же якобы любимой нами земли, которую уже тошнит от этой жизни, от наших иудиных поцелуев... Так, может, любви и не было вовсе? Может, мы в романтическом юношеском захлебе называли вещи не своими именами?.. Нет, она была. Она и сейчас еще жива, я по себе это чувствую. Но она очень изменилась Она заболела, и вместо былого света и ра­ дости источает тоску и горечь. Сейчас я бы уже не написал: «Люблю взойти на самый верх...» Наверху ощутимее становится глубина нашего падения, позор само­ едства... «Самоядью» или «самоедами» издавна назывались в России