Савинов, А. Б. От лесов Карелии до Борнхольма глазами солдата / Александр Савинов. - [2-е изд.]. - Санкт-Петербург : [б. и.], 2012. - 287, [2] с. : ил., портр., фот., карты.

ЧАСТЬ 2 Госпиталь шись, что он спит, успокоился. Госпиталь, в котором находился на излечении Савчук, размещался в маленьких деревянных домиках, разбросанных на окраине районного центра со странным на­ званием Лоухи, что в переводе с карельского языка на русский означает «ведьма». «Почему к местечку прилипло странное название?» - думал Савчук и сам отвечал себе: «Видно, в давние времена, когда не было ещё железной дороги, этот северный участок Карелии был труднодоступен и обитали здесь одни ведьмы». В палате свободно размещалось пять кроватей, и все были заняты. Вместе со старшим сержантом и капитаном курс лечения проходил солдат с оторванной снаря­ дом ногой. Капитан-танкист лежал с воспалением уха, а морской пехотинец, в тель­ няшке, с большим чёрным чубом, - со странной болезнью «оборвавшиеся внутрен­ ности», как он всех уверял. Узнать что-либо больше пытались в отсутствие морского пехотинца у сестрицы. Она только хитро и многозначительно улыбалась и разводила руками. Лечащий врач собирался выписать его, но не тут-то было. Морской пехоти­ нец поднял такой шум, что не только врачу - чертям становилось тошно. Он обвинял персонал госпиталя в грубости, в отсутствии внимания к воинам, в частности к нему, проведшему три года в непрерывных боях. Его возмущение было настолько искренним, что палата встала на его защиту: просили врача сделать более глубокое обследование состояния его здоровья. ...В посёлке и на железнодорожной станции Лоухи Савчук бывал и до войны и в начале её. Здесь знакомы ему каждый дом, каждая тропинка. В первый день, когда он встал на ноги и подошёл к окну, в памяти его проплыли события довоенной жизни. Старший из сыновей Бориса Савчука Александр, или, как его просто называли в семье, Шура, рос непослушным и хулиганистым парнем. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из посёлка или школы не пожаловался матери: «Ваш старший залез в ого­ род, убежал с уроков, подрался, курил и стрелял». Мать краснела, охала, качала головой, а поздно вечером, встретившись с сыном, занималась «воспитательной работой». Зажав голову между ног, до устали «работала» голиком или верёвкой, пока последние не обмочаливались. А Шура, прикусив до кро­ ви нижнюю губу, молчал, вызывая ярость матери. Мать, неграмотная женщина, не признавала других мер воспитания, кроме физи­ ческих. Здесь находило на неё вдохновение. Она чувствовала себя всесильной, мол­ чание сына выводило её из себя. Только обессиленная, она оставляла его и долго не могла заснуть, всхлипывала и приговаривала: - Что мне с тобой делать? У всех дети как дети, а у меня... Несчастная я! Стыдно в люди показаться, только слышишь о твоих проделках. - Мама, да я не дрался. На Федю Маслова трое леспромхозовских ребят напало, а я бросился его защищать и нечаянно одному разбил нос. Изгородь тоже не ломал: вы­ гонял корову, а она, дура, вместо ворот бросилась через изгородь и развалила её, потоптав грядки. Вместе с матерью всхлипывал, подёргивая носом. Всё у него получалось не так, как у других: хочет сделать хорошее, а получается наоборот. «Нет, так дальше жить нельзя, - думал он. - Наделаю самопалов, возьму лук со стрелами и уйду в лес, охотой и рыбной ловлей буду заниматься, и некому на меня будет жаловаться. А то, что ни скажут матери, всему она верит и, не разобравшись, бросается драться». ...Он со стоном перевернулся на другой бок: на спине не мог лежать, ещё про­ шлого дня рубцы не зажили, а тут новые добавились. Долго лежал с открытыми глазами, стараясь в темноте рассмотреть расплывшее­ ся пятно на потолке, но, как он ни напрягал зрение, пятно надёжно укрыла ночь. 77