Романов, Б. С. Третья родина : [роман] ; Святое озеро : [повесть] ; Прощальный снегопад : [роман] / Борис Романов. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 1976.

...Группа, вместе с Ильей Михайловичем, состояла из пяти человек, и для каждого из них у Шубина, в соот ветствии с имеемыми поддельными документами, была расписана подробная роль, исполнять которую он застав лял неумолимо. На первом этапе они пробирались лесами на лыжах до Сухой Нивы, где старостой был свой человек. Там удалось организовать двое дровией, несколько мешков с фуражом и приличного кабанчика, коего староста из-за недостатка корма все равно намеревался заколоть и раз делить по дворам. Наконец, согласился: — Ладно уж, пе спрашиваю, зачем вам боров пона добился. Раз вам нужнее, потерпим. Дитенки голодать будут — плохо, и мне от баб на орехи достанется, да... И лошадь раскованную даю. Уж вы мне блямбу по тол ку под глаз поставьте, ладно? А то ведь —свои съедят! Разговор происходил в дальней риге, насквозь про питанной чистым духом сухого зерна и соломы. Зарыв шись в солому, они провели ночь, а наутро, нацепив на рукава полицейские повязки, встретили за деревней обоз, который повел староста с подкулачником, обоим на костыляли, как староста просил, по толку, да еще при грозили пристрелить, если кому пожаловаться посмеют, и шуганули пешком обратно в Сухую Ниву, а сами на дровнях двинулись в Заполянск, по словам Ильи Ми хайловича, походным шагом японской Пехоты: пять ми нут шагом, пять минут бегом, то есть полчаса на дров нях, а потом пробежка сзади до полного разогрева, по тому что мороз в тот день знатно себя выказывал. Перед Заполянском, в Подберезье, будто бы лошадь перековать, к мастеру завернули, а Феничка с Кулешо вым, калениковским соратником, вперед пошли, безоруж ные, по полмешка овса на плече. Феничке жутковато без Ильи Михайловича стало, но Кулешов, заросший до глаз, шагал рядом согбенный, покряхтывал, старик стариком, и она во вкус роли вошла, как Шубин того требовал, благо деревенскую повадку вспоминать не надо было. Часовой у шлагбаума, закутанный до носа, оглядел их промороженными глазами, мешки тряхнул, «Шнель!»— сказал, но у Фенички ноги занемели, отнялись: на будке часового стыло поверх инея пришпиленное све женькое объявление на двух языках, разделенное фото графией Ильи Михайловича с жирной цифрой под ней: 25000. Феничку не так само объявление поразило, как 560