Романов, Б. С. Третья родина : [роман] ; Святое озеро : [повесть] ; Прощальный снегопад : [роман] / Борис Романов. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 1976.

и плоть на прежнее место нарастет, лишь бы костяк уце лел, и душа сохранна. Конечно, может быть, и покале чишься —ну, да ведь не без того: кто живет, тот и горб наживает. Ушел Егор, и Филька с Полиной затерялись, да и к лучшему, пожалуй, что затерялись, и вроде бы ни чего при Арсении Егорыче не осталось, кроме бренного тела да заповедной кубышки, настолько засекреченной, что Арсепий Егорыч и сам ее не ко всякой обедне вспо минал. Однако тело еще и боль и радость жирного куска воспринимало, а надежно спрятанная бронзовая рака на поминала, что не все преходяще на белом свете, и потому о расчетах с жизнью Арсений Егорыч не помышлял, на оборот, лежа в прелой трухе, ярил, распалял себя, как в молодости. «...Лишь бы Ёкишу Выселки не приглянулись. Ёки- гаонок приценивался, коломень глазом щупал, а этот сморгнет да по миру пустит. Кабан всеядный, как есть кабан!—убеждал себя Арсений Егорыч.—Корешки роет, плодом лакомится, а в случай чего, и падалью не по брезгует, и от мелкой зверушки не откажется. Этакая пасть все перетрет... Может, в приказчики к нему подать ся? В сельские управляющие напроситься? Может, тог да чего и обломится? Сколь бы ни воевали, а хлеб-то ког да ни то ростить придется... Ёкиш далеко глядит, такому барину пустой скорлупой на пути не ложись, досточкой через ручей перекинься. Особенно —теперь. Мне ли те перь гордыню пялить? Совсем другое русло страстотерп цы кажут. Смирением уберегусь». Заснул Арсений Егорыч, почитай, под утро, когда ча совые трижды сменились, саднящий бок кверху на хо лод выставил, а остальное сеном, как мог, обложил. Едва начал он вплывать в сумбурное сновидение на счет дележки милостей на божьем суде, увидел он, как самый ясный из стольных ангелов, что стояли ошую и одесную бога, подлетел к нему на недвижно трепещу щих крыльях и живенько за ворот взял, и бесплотная ангельская ручка оказалась налита грубою силой, так что ступни Арсения Егорыча облачную твердь утратили и рубаха, бороду скомкав, пребольно пуговкой в кадык уперлась. Открыл он в страхе глаза —а это унтер его из гнезда выволакивает, «Шнелль штейтауф!»— орет. Арсений Его рыч вовсе обезножел и только после тычка, носом навоз 227