Романов Б.С. Капитанские повести

На третий день мы оказались в сосновом бору, на лы­ жах, со звенящей от тишины и мороза головой. Настала минута, когда расхотелось говорить, расхотелось отвечать товарищу, но лишь — видеть спокойные шероховатые стволы, уходящие в вечность, черные штрихи подлеска, ускользающую тень солнца, да слышать гулкое падение шапки снега с хвойной лапы. Воздух покалывал легкие, словно сосновая иголка. — Жаль,— сказал Андрей Иванович,— нельзя забрать это с собой всему экипажу. — Хорошо,— прохрипел Иван Нефедыч,— экая сила! Старый дурак, каждый отпуск на юг тащусь, будто мне без жары погибель. Совсем забыл, где прошли молодые-то годочки... Подумать только, совсем рядом тут немец с ав­ томатом меня по этим же самым горам гонял! Тут вон, в трех километрах, дружок мой, Семен, связист, на пашем же минном поле смерть нашел... Эх, Земля-Расея! — он стукнул палкой по сосне, и ствол сквозь шелест снега гу­ дел долго и торжественно, будто струна органа. Когда звук замер, Иван Нефедыч крякнул, высморкал­ ся на обе стороны лыжни и добавил: — Эх, ребята, жить надо! Зря мы сюда Мисикова с Фе­ дей не затащили. Я ведь десять лет на лыжах не стоял. Давай поехали! Мы повернули обратно, и я раньше их успел к дому отдыха. Наши отшельники не спали перед обедом. За десять шагов я услышал выклик Володьки Мисикова: — Этого не может быть! — А ты ему больше в рот смотри,— зажурчал Федя Крюков,— а он ее... А у тебя любовь. А к нему жена уже прилетела. А ты, дурачок, страдаешь... — Врешь ты! — глухо повторил Володька. — А мне-то что,— начал Федя, по я уже дошел до двери. В комнате пахло водкой, Володька лежал па постели лицом в подушку, растроганный Федя Крюков сидел с ним рядом, по-отечески положив руку ему на плечо. Очень мне стало жалко, что мы с Федей в одной деле­ гации, па виду у добрых людей. 242