Романов Б.С. Капитанские повести
смысл в разговор о приемах траления, делении кутка и молодых матросах,— и добрая Елизавета Васильна, ко торую Климентьич из рыбачек и взял за себя и которая первого своего сына успела уже оплакать в море, и Лю- баха эта с подведенными черным карандашиком глазами, родством своим и неясными надеждами вплетенная в жизнь тралфлота. И трубка курилась мягко и хорошо, табачок всем был в меру, и графинчик пустел не быстрее, чем следовало. Климентьич весь вечер нацеливался то на племянницу, то на Меркулова и, когда подступила пора прощаться, заговорил: — Ты признайся, Любаха, попросту, на что тебе ме ханик твой Веня? Сдохнешь ты с ним. Скучный он. — Андрюша, твое ли это дело? — вступилась Елиза вета Васильевна, — он хороший молодой человек, акку ратный, не распущенный, Любочке по душе. Как же так можно! — Нет, ты, Любаха, погоди. Ты вот на кого посмотри, на Васяту. Капитан, промысловик до мозгу костей. Дип лом есть, так нет, высшую мореходку начал! Внешность у него, правда, того, так ведь вертлюг, когда рвется, и не такого разукрасит. — Ах, Климентьич, Климентьич — сказала Люба, поднимаясь и обнимая Климентьича за шею, — для свата ты слишком напорист и неделикатен. О борьбе с частной собственностью я бы еще послушала, но к сватовству нужно готовиться. Ты бы хоть полотенце повязал через плечо! — и она чмокнула Климентьича в щеку. Климентьич приосанился. — Любаха, стар я стал, но ничего! За своих ребят я постою. А ну-ка давайте сюда чаю, сороки! Елизавета Васильна отпустила мужу ласковый подза тыльник, и они обе ушли из комнаты, и Климентьич уп редил Меркулова, который вынул было изо рта трубку. — Стой, Васята! Это ей на пользу дела. Чтоб не ко рила никого потом, что ей глаза не открывали. Понял? По остатней, что ли? Ну, чтобы рыба тебе была! Они посидели еще десяток минут над чаем, договари вая недоговоренное, но разговор уже исчерпывался, и под ступали к ним иные проблемы, и Климентьич присматри 119
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz