Рогожин, Н. Н. Практика любви / Николай Рогожин. - Онега : [б. и.], 2004. - 195, [2] с.

следующим же днем, после пикантного разговора с Танеевым, попросили уйти в рейс, на другом ледоколе, «Севере». Случай был неожиданный и нужно было суетиться, бегать, делать самое необходимое и неотложное, перед морем в несколько месяцев и потому он оставил ее одну, после обеда, вопреки другим планам, а вечером опять приходилось работать на месте, готовить передачу дел, печатать документы и это обстоятельство стало решающим, потому сдавать заведование он должен был старпому, Александру Танееву, а если тому вознамерится проверять что-то или придираться, то будет задержка во времени, лишние «нервы». Потому что срок для сборов —мизерный, послезавтра - оформление отхода «Севера», прибытие туда санитарных властей, а еще ведь перевозка вещей, и перед этим сборы в дорогу и, - о боже!- еще и «разводные процессы»...Так он, передав жену Танееву,- «звони, приходи в каюту, она ждет...», - доктор с «Бурана» исчез и появился уже вечером, к восьми, успев поужинать и принести ей, и спросил попутно: «Ну как Саша?»... Она пожала неопределенно плечами, чему-то таинственно усмехнулась, но неза­ конченное, намеченное на сегодня еще не заканчивалось и он снова ее оставил наедине, а сам спустился в амбулаторию, стучать на машинке, сверять имущество и лекарства. Около одиннадцати доктор появился уже в каюте старпома, Танеев позвал его на «огонек». В навороченной одной из положенных по штату комнат, с телевизором, видиком, компьютером, стереосистемой, в полутьме, в клубах дыма, с дорогим вином, шоколадом на столике, высматривалась она, сидящая нога на ногу, в черных своих, распутных джинсах, с осоловелыми глазами и манерными жестами. Ему захотелось тут же выпороть ее, отстегать, длинным тонким брючным ремнем, - они уже практиковали это, она хлестала его, чтоб жгуче, чтобы больнее, но что держало его, останавливало, и было одно только стремление, желание узнать, что же произойдет дальше, позднее. Танеев ушел на минуты, за новой сигаретной пачкой, а доктор, даже ничего не выяснив у жены, так и удалился в нехорошем, недобром предчувствии, сопровождаемый ее руками: «Иди, иди». «Теперь уже все равно», - плелась вслед за доктором мысль, - «Нужно было думать раньше, сам себе, комедию-драму соорудил, бог знает чего нагородил...» «Какая же все-таки дикость», - думы его не успокаивались, - «Она там, наверху, с чужим, неприятным мужиком, хоть и богатым, и влиятельным, могущим устроить ее на работу, но все же не так, не так нужно было действовать. Она, распутная, и не понимала, что творит. Саша ее уже напоил, одурил, наобещал уже, наверное все, может даже то, что возьмет ее с собою в рейс, чтобы только ей не работать, а просто так, но в качестве кого?! Вот ведь вопрос... И эта легальная возможность поразвлекаться, распуститься, отдаться(?!) А, все равно! Что уж теперь то?.. » ...Сон никак не приходил. Даже после полной бутылки пива, как часто бывало, когда он, уставший, заваленный делами, заботами, - все-таки забывался. Теперь уж покою не будет. Он встал, включил настольную лампу. Свет падал на ее халатик, носимый запросто, по-домашнему; кофту, 92