Рогожин, Н. Н. Практика любви / Николай Рогожин. - Онега : [б. и.], 2004. - 195, [2] с.

виде спорта. Я вырвал победу на "средних", причём у того, который меня резал в пинг-понге, и обеспечил призовое на этапе эстафеты. На финишах меня приветствовала, обессилевшего, счастливого, Людмила, уже переодевшаяся, в легком платье, с яркой наколкой на огненно-рыжих прядях. После построений и награждений молодёжь расселась в два "уазика", поехала в столовую, отоваривать талоны. Оттуда, разомлевшие и сытые, снова сели в машины, ехали домой, пели песни, заваливались, словно пьяные, на поворотах. И вот тогда-то случилось то, что я так трепетно, мучительно ожидал все последние два месяца. Я Людмилу поцеловал! Получилось это естественно, легко и просто - в полутёмном салоне от наступившего вечера, с сидящей ею возле меня и даже не верилось поначалу, что будто это не я, а кто-то другой, в сумраке, обхватил её за талию, задержался подбородком около её щеки, мгновенно прильнул на вираже и сразу же скользнул к зубикам и твердому плотному язычку и она ответила - призывно, жадно, увлекающе! От резкой скорости кружилась голова, но в ней стучала только одна, торжествующе - победная мысль: "Сбылось, свершилось, прорвало!!" Что-то вроде случилось, но ничего существенного не произошло. Мы также встречались, каждый почти вечер, нам было хорошо вместе, и прибавилось лишь горячечное состояние удовольствия лобзаний, но дальше поцелуев и объятий ничего не двигалось, а может и не получалось. Да, теперь мы долго уединялись где-то - в укромных парковых уголках или на дежурствах, куда я приходил к ней, в кинотеатре на заднем ряду. Но никогда по вечерам она не позволяла заходить к ней домой. А когда днём удавалось забегать к ней, в маленькую комнатку двухкомнатной квартиры, которую она делила с другой медсестрой, большего, чем легкий жест за талию и чмоканье в щеку, - не получалось, не выходило. Все мои попытки к сближению она пресекала, придумывала увернуться, переменить настроение и тему, причём выходило у неё это так славно, без притворства эдакого или игры какой, что я тут же успокаивался, трезвел, приходил в обычно-нормальное состояние обожания и преклонения, от которого мне и так было хорошо. Правда, мы никогда не говорили о любви и наших отношениях в перспективах или планах. Ей, вероятно, так было удобнее, её устраивало обхаживание молоденького студента, хоть и небезингересного, но лишь только потому, что дальше у меня в жизни ничего не просматривалось, кроме моей учёбы в несколько лег. Моя привязанность натыкалась на её строгость, серьёзность, честность и прямоту. Она мне не давала никакого повода на что-то надеяться, но и не отталкивала, до уровня приемлемых ласк. И этому я поддавался, такое для себя принимал - учиться у неё искусству лобызания; тонкому, восхитительному амурному мастерству. Видно, она была искушена в этом, подготовлена, сведуща. Она меня учила! И не советами-уверениями, а самым непосредственным действием, практикой, - практикой любви. Заканчивались мои последние денёчки, - нужно было это отметить, и мы решили сходить в ресторан, вчетвером, с Людмилой и ее подругой с ухажёром. Особого удовольствия 34