Рогожин, Н. Н. Практика любви / Николай Рогожин. - Онега : [б. и.], 2004. - 195, [2] с.

-Людка, что ли? Не вздумай даже,"нравится" вишь. Она Вовочку нашего обманула, вертячая такая, "горелка". Ничего в ней особенного, сыночек - мать моя искренне встревожилась, когда я попросил рассказать о понравившейся мне анестезистке. Брат мой Владимир был старше на три года, работал шофёром, неплохо зарабатывал, но много тратился, на разного рода "вертячих"; жил, однако, при родителях, искал себе чего-то в жизни, приглядывался. Меня интересовало кое-что другое о "горелой" - сколько же ей лет? Если три года училища после десятого, то должна быть одного возраста со мной. Но я огорчился, когда узнал, что она ровесница моему брату. Значит, ей 23. Но мне не сильно грустно, она уже влияет на меня, мне отчего-то хорошо с ней рядом, или где-нибудь близко. Вот она за моей спиной, я поддерживаю ногу ребёнка, которую перевязывает хирург. Ожог большой, на половину бедра и всю голень, поэтому манипуляцию делают под наркозом. Мне нравится так стоять, испытывать неудобства - несносную в то лето жару, моральные издержки от вида страдающих, необходимость участвовать в самых неприятных процедурах - клизмы, катетеризации, разноска увечных. Из операционной, где производили ампутации, больных приходилось выносить на руках, с медсестрой и санитаркой, увещевая при этом о "нормальности" только что происшедшего. Но с каждым разом, уже на второй - третий день я мчался в эту "хирургию" с радостью, менял по приходу уличные туфли на тапочки, завязывался в закрытого типа халат с тесёмками сзади и спускался вниз опять, на первый этаж, в общую ординаторскую, где проходили ежедневные утренние пятиминутки. Садясь на привычное уже, отведённое место, я сразу отмечал для себя присутствие Людмилы, с весёлыми глазами, или чуть потухшими, если она бывала с ночной смены или экстренной операции, но всё равно - взгляд её светился для меня ясными, чуть лукавыми блестками, всегда доброжелательно, притягивал. Простое её, обычное даже имя не сочеталось с приметной фамилией, - Янушевская, - в которой слышалось что-то западное, шляхтецкое, со звоном старинных лат и ржанием коней, а то со степной вольницей или погибелью полесских болот. Хирургия теперь, до того меня не привлекавшая, вдруг становилась отчего-то главным делом жизни, может быть, в будущем. Я даже загадывал, что буду вот также стоять, как Бабушкин, громко говорить, приказывать и все будут бегать вокруг, исполнять мои распоряжения. Но труд такой являлся неблагодарным, как выяснялось. В конце первой недели, в пятницу, Бабушкин сидел в буфетной, Людмила приготовила ему чай. Хирург по-страшному, без крепких, однако, выражений, ругался. Вчера шёл по улице, днём, - ходил на почту в обеденный перерыв, - ему встретилась похоронная процессия и все проходящие в колонне разом на него обернулись, будто он виноватым оказался в происходящем. "Травма, несовместимая... будь проклят тот день, когда я появился здесь всех к чертям-ваникам." Я сидел рядом, всему внимал и мне было жалко немолодого, нервного и доброго, в сущности, доктора. Но занимало меня, конечно - другое. Терзала предстоящая, на целых два дня, разлука с 29