Рогожин, Н. Н. Практика любви / Николай Рогожин. - Онега : [б. и.], 2004. - 195, [2] с.

пытался представить себя знающим. Впрочем, многие тогда интересовались политикой, она была на устах у всех. Очерк мой был обезличенным - без всяких имен, дат, географии. Был замечен многими знакомыми, особенно но рыбному флоту. Но я не признавался в авторстве. Даже недели через три, на стенде расклейки, я видел интерес к своей вещи. Подошёл также, вроде привлечённый, пробежал по знакомым оборотам, морщился непроизвольно, видя корявость некоторых своих строк, прикидывал, что можно было их сделать более читаемыми, яркими, образными. Но "премьера" моя состоялась - барьер был преодолён, взят. Стена невнимания, игнорирования, отчуждения обвалилась. "Вот теперь-то "думалось" будет по иному, теперь - сдвинулось, это - прорыв..." Но неожиданно мне пришло письмо - предупреждение и отказ сотрудничать. Оботуров написал, что с удивлением обнаружил мои записки под другим именем и просил явиться за рукописями. Я за ними не пошёл - экземпляры у меня оставались, да и не хотелось встречаться с возмущенным, несостоявшимся своим издателем. Номера газет "Рыбного Мурмана" я отправил Яхлакову и Маркову. Виктору еще дополнительно выслал обещанные заметки о театральной студии мединститута. Там отмечали четверть-вековой юбилей того самого коллектива, "Поиска", где я когда-то, в семидесятых годах, начинал "артистическую карьеру". Те воспоминания написались на едином дыхании, за каких-то несколько дней, махом. Я даже не ожидал от себя такой прыти, но, кажется, получилось, потому что почти вся газета, три её страницы-малоформатки были заполнены моими "мемуарами". И название придумалось само-собой, точное - "Как всё начиналось" - я стоял у истоков, вместе с Витей. Он участвовал в первом спектакле, играл одну из ролей, именно при его участии была выбрана первая пьеса для постановки. Той же весной я предложил Маркову рубрику "Странствия судового врача" - ССВ, и отсылал каждый раз, возвращаясь из морей, по этой теме подборки. Так появились в газете три публикации - про Африку и Канары, о Кабо-Верде и Англии, с описаниями Гамбурга и Рейкьявика. Кажется, ещё можно было выжать что-то, про Норвегию или Фареры, но рубрики как таковой не получилось. Марков каждый раз придумывал свои названия, типа "По северу Европы", но я на него не обижался. В "Медике Севера" я стал самым постоянным узнаваемьгм автором и когда там появился в 96 -м году, меня признала Козловская, давняя преподавательница с иностранной кафедры. Она всегда замещала Маркова, но я у неё не учился, и вряд ли она меня бы помнила, как простого выпускника. В том же, 96-м, я стоял на судне на той же самой "Экономии", откуда уезжал от Саши четыре года назад. Я видел вдалеке "его" завод, трубы над ним - через рукав дельты Северной Двины, поёживался от прохлады белой ночи. В объятьях моих сцеплённых рук стояла, прижавшись, моя Ленка, северодвинская. Я словно поймал её, птицу упрямую трепетную, но покорившуюся моим силкам и, странное дело, сразу ставшей для меня блеклой, неинтересной; радость той встречи с ней, - исчезала, растворялась. Тогда же я пришёл к Людмиле Александровне 176