Рогожин, Н. Н. Практика любви / Николай Рогожин. - Онега : [б. и.], 2004. - 195, [2] с.

одной из аудиторий, при минимальном собрании людей. Поэт Колычев всех звал следующий семинар провести на его ферме, под Кандалакшей; Тимофеев строил очередные прожектёрские планы, что пора вводить секции критиков и драматургов, Скромный отметил значение нравственности литератора. Старалась корреспондент радио Ольга Андреева, держала длинную ручку микрофона перед выступающими. Ещё маленькая деталь тех последних минут, я сижу рядом с Белоголовым, спрашиваю его "ну как?" - он мне - "ни х ... не понял". Я ему давал почитать рассказ моей жены, она поэтому и соблаговолила меня отпустить на целых два дня, но оценку получила - никакую. Разброс деталей, переживания - перемывания встреч с будущими женихами; без цели, задачи, идеи. Итак, семинар закончился. Я чувствовал себя никак, не хорошо и не плохо, - меня не ругали, но и особо не хвалили. Ошибка всё-таки была в том, что я дал для обсуждения один экземпляр. Кобиняка дал четыре и был замечен. Даже Маслов сказал о нём. И ещё, - ценное, - не зацикливаться на каком-нибудь слове и не переделывать 20 раз, так мол, можешь замучать дитя в родах. Запомнилось - из-за моего акушерского прошлого. Ну а известной стала Ольга Андреева, в семинаре участвовавшая только как наблюдатель. У неё вышла книжка, довольно интересная, с налётом мистики и фантазий, чисто женских, с рассуждениями о том, как отдаваться мужчине женщине - русалке. Потом она вела на мурманском радио цикл окололитературных передач, в котором был и репортаж об открытии мемориальной доски Крейну... Позже Андреева выплыла на волне "Маяка", в рубрике "музыкальных заявок". Больной, разбитый, растревоженный, словно убитый, лежал я в каюте судна частной компании в Баренцевом море. На столе - амбарная книга с ошмётками начатой пьесы, в душе - боль по сыну, воюющему в Чечне и вдруг... "вас приветствует Ольга Андреева", - из динамика над головой. А ведь я серьёзно намеревался за ней "приударить", хотя она вряд ли даже могла вспомнить меня в лицо. Мне же запомнилось, как игриво она приглашала поэта Васильева продолжить интервью в более "удобной" обстановке и как Николай (Васильев - мой тёзка) с готовностью на такое соглашался. Впрочем, он уже тогда разводился с женой. После семинара, я, без всякого перерыва на депрессию, которой теперь не было, стал творить. Значило простое доброе отношение Скромного, - это я понимаю только теперь, - он выдал мне моральный аванс, он увидел моё стремление к поиску, поддержал дух, укрепил веру. Итак, я начал работать над повестью "Кесарево сечение" - ассоциация со скульптурой Сидура не давала мне покоя. Смысл своей новой вещи пытался обозначить философский, этический, перерубила напрочь, пополам, путь врача - советская медицина, умевшая это делать наверняка, сплеча... И где-то весной, меня посетила ещё одна, важная и нужная мысль, - собирать всё написанное, в одном экземпляре, в одном месте. Папку так и решил назвать- "All together " - "Всё вместе". Так выражался когда-то наш учитель по английскому, заставляя хором повторять слова, за что мы его прозвали "Автогеном", близкой по звучанию кличкой... 151