Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

облокотившись на перила, и прижавшись, до дурноты упиваться поцелуями. Я ощутил тот сладострастно освобождающий момент, знакомый уже по общению с "Дылдой", о котором потом, через годы, узнал из книг, что он называется "петтинг”. Это опять окрылило, ошеломило меня - я снова подумал о Люде, о Морозовой... Но передо мной стояла "пэтэушница", не очень даже симпатичная, и всё ещё тыкалась и прижималась ко мне, а я уже растерял к ней всяческий интерес. Но всё равно, следующие два или три вечера, мы снова, там же, целовались, а потом гимнастка мне приелась - я чувствовал скукоту и утомление и, поняв, наконец, что она мне просто не нравилась, не привлекала, не притягивала к себе. Были девушки интереснее, из городских школ, интеллигентнее, приятные в общении. Такие вот предубеждения застилали мой, примитивный ещё разум, - я верил тому, что в училища попадают только неудачники, без устремлений. Таким образом, я переметнулся в компанию девушек, во главе с некоей Аллой, заводной и приятной на вид хохотушкой, вокруг которой и вились яркие, запоминающиеся девчата. Знакомство с ними началось с курьёза - они подшутили надо мной, подсыпав в чай во время ужина соль. Я отхлебнул от стакана, уже чувствуя какой-то подвох, но тут же выплюнув, не успев проглотить, жидкость обратно, и увидел заинтересованные, устремлённые, остановишиеся, будто змеинные, на меня взгляды... Выбор свой я остановил на девушке с напускной оригинальностью, с лицом немного восточным, с поволокою и прищуром глазами, с мягкой смугловатой кожей, высокими ногами и тонкой талией, волоокой... Наверное, это была девушка-мечта, неизвестно за какие заслуги мне доставшаяся, я даже не успел разобраться толком в оценках, потому что мы всю оставшуюся неделю только и делали, что целовались, - до опухших губ, до знакомого уже "петтинга". Устав от этих любовных упражнений, мы гуляли, сидели в кинозале, выбирались на лыжах в лес. Пэтэушница "моя" сначала злилась, но потом подружилась с моим соседом - "алканавтом-спортсменом", притихла, успокоилась. А тот продолжал пить, не уставая, на удивление мне, с утра и до ночи, и не вставая, естественно, на обязательную для всех утреннюю физзарядку. Начальник наш, один раз, рассердившись, решил поднимать его, выплескивая воду из чайника. Но сосед мой начальства не боялся и говорил ему, что заболел. Его оставили, но уже днём, пригласили врача, - сухопарого старичка, с аккуратной седой бородкой, с пухлым чемоданчиком из коричневой кожи. Градусник был уже поставлен и высмотрен (сосед сумел стекляшку незаметно потереть до тридцати восьми), порошки отпущены и доктор, присев на минутку, пустился вдруг в рассуждения о пользе и пагубности алкоголя, о незаметно подкрадывающемся его коварстве и о культуре пития. Я тогда не вник, но позже, - догадался, что доктор, таким образом, дал понять, что знает причину "болезни" соседа, но не стал его разоблачать, а лишь тонко, корректно, деликатно объяснил вред подобного неумеренного употребления и особенно в таком неустойчивом и непредсказуемом возрасте, как у нас. Запомнилось. В будущей своей профессии врача я, возможно, что- то невольно, непроизвольно, - взял от того интеллигентного доктора, земской 93