Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

невообразимый шум - крики, свист, возгласы, визг. На ужин подали пирожные, фрукты, конфеты. Кормили, впрочем, всегда неплохо, вкусно, разнообразно. Мой бедный желудок, привыкший к салу, капусте и картошке, не выдержал деликатесов, и я заболел животом, оказался в изоляторе, почти до конца и вышел уже за дня три до окончания срока. Пропустил интересное мероприятие - визит корреспондента ТАСС. Года через три или позже, или раньше, но я увидел в "Правде" снимок из Артека, где узнал своих ребят! Там вполоборота стояла та самая девушка, ездившая в Феодосию. Такая была "оперативность" партийного органа. Хотя я тогда ещё верил в партию, но просто недоумевал и все-таки думал, что обознался. Уже ставили прощальные концерты, проходили последние сборы. И вот я попал играть в интермедию, где больному делают операцию, а потом забывают ножницы, у него в животе. Сценка была мимическая, мне нужно было изображать безразличие, а потом и бесчувствие, потому что больной в результате манипуляций хирурга умирал. Как ещё мелочна и добродушна была наша жизнь, чтобы так вот смеяться, такому печальному исходу! Ведь в будущем мне и в самом деле придётся резать животы и почти одновременно - ставить спектакли, по курсу заочной режиссуры. Ведь я шёл теми же путями, что предначертал себе в детстве!! Показывали в лагере и кино, на том же стадионе дружины "Морская". Ходили туда строго по графику, когда была очередь нашей "Горной". Демонстрации были не совсем обычными - на большом экране, средь темноты южной ночи. Фильмы подбирались соответствующие, запомнилась "Семья Ульяновых», с Гиацинтовой в роли матери.... Кроме Лиды, я ни с кем по-настоящему не подружился. Епимахов был не в счет, потому что я узнал его ещё по дороге. С ним иногда делился своими секретами и только потому, что наши койки стояли рядом, на веранде. Часто обменивались впечатлениями, мнениями, читали одни и те же книги. Я взял как-то из библиотеки большую, красочную, с иллюстрациями Верейского, - "Василия Теркина". Одна картинка там сильно понравилась - летний пейзаж, залитый солнцем, в цветах, с рожью и березами. Подошел тут конкурс на лучший рисунок. Я сделал что-то вымученное, придуманное самим, а Витька взял да срисовал тот пейзаж из "Теркина", - и отхватил первый приз. Так я получил один из первых жизненных уроков - не нужно думать своим умом, можно и содрать, украсть идею и чтоб никто не знал, и за это получить вознаграждение - без зазрений. "Епимах" стал мне безразличен. А другой паренек, с левой стороны кровати, меня чаще и более - привлекал. Это был великовозрастный и простодушный детина, звали его Герман, и был он с Алтая. Он на меня смотрит с фотографии в детском альбоме - сидя на стволе пушки времен Нахимова, в музее под открытым небом на Сапун-горе. Ему уже шёл четырнадцатый и, вполне естественно, что он очень возбуждался по утрам, по мужской части, но нисколько не смущался этим «низменным инстинктом», а, наоборот, восхищался собой, и умилялся своему "Василь Васильичу", гладил его, лелеял... 57