Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

мечтах был только с одной, с ней,- с Морозовой. Вот-вот, только начинается март, праздничные дни, и я не могу не видеть её эти невыносимые, свободные три дня, и бегу в Дом пионеров, в надежде, что, может, увижу её там, где ещё показывают кино. Кончился один сеанс, в пять, и начинается через полчаса другой - в семь. Зальчик мало вмещает и хочется всем посмотреть. И вот одни выходят, а другие уже лезут, наверх, внутрь; полный коридор ребят, на широкой лестнице, с перилами и среди выходящей толпы, - и, о Боже! - я вижу её, такую милую и манящую, грустноватую - прекрасную, в своей шапке-ушанке, мехом наружу, пышную, светло-рыжую. Носить так было в редкость, но ей это удивительно идёт, она так элегантна, пикантна в этом удивительном, над её чубчиком пепельно-серых волос, замечательном треухе. Я счастлив, что её увидел и мне уже ничего не нужно и фильм, виденный там, в стрекочущем зале, я не запомнил, при всем своем старании и страстной любви к кинематографу... В праздники перед Двадцать третьим февраля и Восьмым марта в классе решили устроить вечера-чаепития, с приглашением родителей, концертом для них и танцами для себя. В этих вечеринках была какая-то захватывающая привлекательность, необычность, новизна в нашей подростковой жизни и в тоже время биологически пугающее, но безумно интересное ощущение взрослости. В конце всего, устав от танцев и проводив родителей, мы устраивали игру в "бутылочку" - на кого та укажет, того и целовать. Я попадал почему-то на Соколову, но та в темноте (перед поцелуем по всеобщей договоренности выключали свет) увертывалась, и я лишь скользил губами по её щеке. Другие целовались долго, утомительно страстно, что было даже слышно чмоканье, и в яркости вновь появившегося света видны были смущенные, раскрасневшие лица. Морозова попала и раз, и другой, на Ракитина, но, кажется, ничего между ними не происходило и, во всяком случае, я не придавал этим совпадениям никакого значения. Морозова и Ракитин - что может быть глупее?!. На тех вечерах, как уже поднаторевший, я выступал с песнями. Пел революционное "По долинам и по взгорьям", мне хлопали... Но затесался в концерт Митусов, одноклассник, исполнил "Как родная меня мать провожала", песню которую собирался петь я! во втором выходе! Она была выигрышна, я намеревался натурально, по-театральному, изображать красноармейца-новобранца, и его родню, это должно было быть вышрышно, на "бис". Я ещё не знал, меня не научили, что каждый жест должен быть оправдан и нельзя играть грубо, на публику, на потребу, - это пошло, бездарно. Но пока я этого не знал, мне Бэлла ставила только голос, учила держать тональность, правильное дыхание. Митусов ничего этого не знал и не умел, ринулся вперед меня и, конечно же, имел успех, - мне выходить уже было нельзя. На следующем вечере, под Восьмое марта, этот выскочка Митусов снова выступил раньше меня и прочитал те же стихи Пушкина, которые приготовил я. И в третий раз, - наваждение какое-то! - на утреннике в честь праздника книги, Митусов опять выступал, но уже неудачно, - путался, краснел, а потом привёл меня в постыдное замешательство своими познаниями в чтении книг, не связанных с 51