Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

появилась в ординаторской роддома, утром, на пятиминутке. Все уже чинно расселись, собравшись, приготовились слушать отчет дежурной службы, - врачи, субординаторы, ассистенты, доцент Розентул. Он-то и обратился к последней вошедшей, на вид девушке, в халате, выставив вперёд опиравшуюся на локоть ладонь: «Вы кто?» Ответом прозвучало: «Интерн- педиатр, из Семашко.» Света рассказывала потом, и не один раз, как она была взвинчена и наэлектризована тогда, потому что буквально секундами раньше она входила в аудиторию к студентам, четверокурсникам, а те над нею подшутили, отправили в «ординаторскую» сбоку в дверь, где стоял встроенный шкаф... Место свободное оказалось возле нас и я заметил, как присев, девушка нервно затеребила с прозрачными стебельками сгетофонендоскоп, с маленькой, на конце, колбочкой, для детских телец. Сидевшая рядом, разбитная, шутливая и шаловливая микро-педиатр, заведующая отделением новорожденных, Эмилия Федоровна, приветливо ей, коллеге, кивала... На пустыре она заговорила первой, - я шёл сзади, она повернулась и стала объясняться, что узнала во мне молодого панашу с её, может быть, участка, но я, чуть подивившись, признался, кто на самом деле есть. Я действительно, минутами назад, приветствовал её в полупустом салоне седьмого маршрута, кивком, незаметным, но понятным, что обращённым к ней. Такая вот рассеянность с её стороны, ведь виделись не раз. И вот - она обернулась... Я , помню, смутился на первые ее слова, что-то отвечал, даже улыбался, мы прошли вместе остаток пути, вошли в подвал здания «семёрки», где переодевались... Дальше, с того одного из последних апрельских дней, я её не встречал, - может дней десять, а то и больше. Она исчезла, пропала, - уезжала, оказалось, на праздники домой, и вот только числа одиннадцатого или двенадцатого мая я её встретил вновь. Мы почему-то очутились с ней на лестничной площадке, четвёртого этажа роддома, где располагалась наша учебная комната. Наверное, я вышел случайно, и увидел, как она удручённо стояла, опершись об ограждение. Я подошёл. Видно было, что она расстроена чем-то очень сильно, или ущемлена, и меня потянуло к ней неосознанно, скорее всего, чтобы посочувствовать, успокоить, а она вдруг стала мне откровенно жаловаться, выговаривать свою обиду. Её переселили из одного общежития в другое, на окраину, в неблагоустроенное, в деревяшку, и помочь я ей, ничем, естественно, не мог, а только кивал и поддакивал, в знак поддержки... Денёчки нашей безмятежной учёбы безвозвратно улетали, заканчивались, и вот 17 мая мы, сразу после пятиминутки, собрались в своей, студенческой ещё(!), комнате, на «отвальную»... Все 12 человек нашей группы, вместе с преподавателями, кроме нашего старосты. Тот ещё запаздывал, добывал дефицитные в то время цветы и появился позже, минут через пятнадцать. Вытащили купленное накануне - вино и апельсины. Достали белое сухое, «Алиготе». Разливали его по кружкам, в которых до этого пили только чай. Непонятно, откуда взялись апельсины, не менее дефицитный в то время товар, но, верно, их купили на базаре, за немалую 387