Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

более-менее нормальное состояние. Раскрытые страницы с рубленым печатным текстом от полусломанной машинки лежали на столе в большой комнате двухкомнатной квартиры на Володарке, которую я стал снимать. Я даже боялся подходить к своим отчаянным строкам. Каждая из них стреляла красноречием, полыхала, высвечивалась, вспыхивала искрами праведного гнева, - от несправедливых обид, от ложных обвинений. Я ничего не хотел делать, всс планы по писанию очередных опусов рухнули, вдохновения или какого-то хоть сосредоточенного внимания, - не получалось. Мне нужно было ответить, аргументировать - каждый лихой наскок, любой незаслуженный упрёк. В те же дни, в дополнение к горестям, прекратил своё существование на Земле Василь Быков. Диктор Канарейкина не сумела даже правильно произнести имя, назвала мастера Василием. Куда им, молодым, до великого, удивительного по пронзительности, писателя? Он умер аккурат в скорбный день 22 июня... Свой ответ на рецензию Тимофеева я включил через год в книгу, ничего почти в том ответе «яростном негодования» не меняя... Разгар лета в Мурманске особенно жгуч, интересен, приятен. Полными сутками можно гулять при свете, в неге непривычной теплоты, радоваться новым встречам, быстрым удивительным сближением, свободе непритязательных нравов. Я попытался поддаться тем искушениям, но жена, после разрыва чуть попритихнув, вновь стала встречаться со мной. Я думал и гадал - сколько же ещё продлится - это полубезумное существование с ней? И тут же, в оргиях, будто спотыкался мыслью - а может, действительно, - я настолько дремуч, необразован, нескладен и упрям, что, наверное, Виктор Леонтьевич и в самом деле прав, отправляя меня в мусорную корзину, на свалку графоманства? И не стоит мне заниматься литературой вообще? Третьего июля, знаменательный день, - я договорился и забираю всё-таки часть рукописей у Тимофеева, отданных полтора года назад, для альманаха. В помещении на Книповича (Полярных зорь) прохлада, приятная после жаркого солнечного дня. Я отыскиваю Леонтьича в книгохранилище, он же и магазин. По всем стенам, до потолка, и на полу - везде, где только можно, громоздились книги - фолианты, брошюрки, тома сочинений, альбомы. Весь этот мир - детище, сомнище Виктора Леонтьича, он сюда никого не подпускает, - не доверяет, не разрешает торговать. Колычев о том жаловался, когда не работал. Мне книготорговля тоже близка, в восьмидесятые ранние я занимался этим от общества книголюбов, в санатории под Ленинградом. Тогда книги были в цене, в страшнейшем дефиците, - сборничек Блока или томик Есенина нужно было добывать с боем. Теперь эти времена миновали, ушли, кпигопродукция, приносящая доход - другая... Мою папку Леонтьич отыскал довольно быстро, а подборку Яхлакова с прозой искал уже подольше, ну а вот блока поэзии моего друга - «. . . не знаю ... не видел... не бы ло...» Какой-то рок витает над Сашиными стихами. Один раз уже пропадали его ранние поэмы, в семидесятые. Но где, где же то, что было мною отдано? Упрямый, но неопровержимый факт - стихи Александра Яхлакова, не менее 255