Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

сжечь эти клевещущие, уничтожающие меня, как литератора , как автора , - листки, но я не мог этого сделать. Благодушное поначалу моё настроение враз изменилось, испортилось, и я ещё сидел несколько минут абсолютно недвижно, - окаменелый, пришибленный, пригвождённый к стене и к стулу тенетами незаслуженной обиды, стрелами страшной и унизительной кары за содеянное. Вот и всё. Закончилась моя судьба в литературе, не годен я в ней. Не допущен. Нечего и ловить недосягаемое, - пигмей, недоучка, тля! Замолкни навеки... Так расправлялись с мастерами культуры в 30-50 годы в прессе, почему-то всплыли в голове примеры - Ахматова, Зощенко, Мурадели, Таиров... Всё же, выкурив подряд две сигареты и поразмыслив о другом, приятном, - приёмом переключения, ещё со времён обучения на актерском курсе, - я немного успокаивался, приходил в себя и сумел с Тимофеевым даже переговорить о прочитанном, - обронить пару слов... Даже высказал что-то благодарственное, за критику. Не помня себя, спустился но улице вниз, к автобусу до поселка. Полушоковое мое состояние ещё продолжалось, но постепенно, все-таки проходило, пока я добирался до своего временного и шаткого жилья, - ехал на автобусе, шел пешком - до снимаемой комнатки у знакомой... Но всё же беспросветное состояние раздавленности продолжалось. В сложный период жизни, начинаемой с нуля, без семьи, без квартиры, без прописки даже (был зарегистрирован, зафиксирован, - по пароходству!), и без средств, меня настиг, свалил, ещё и этот уничтожающий удар - тимофеевский. Хлёсткий, оглушающий, рассчитанный в самую боль, в самый смысл, ноддых всего моего существования, подрубающий под корень. Не пущать, не печатать. «Кто ты такой?.. А ты кто такой?» - знаменитый диалог-перевёртыш, из «Золотого телёнка», так и стучал в моих висках. Мелкие успехи последующих дней: обретение отдельного жилья, оформление на работу, надежда на восстановление прописки в Мурмашах - заставили смотреть на происшедшее полегче. И выручил, как всегда, в моих терзаниях-сомнениях - Скромный. Он объяснил, что не мог не дать мою рукопись Тимофееву. Это нужно было сделать - очищение через страдание. - Да он же угробил меня как литератора! Прямо-таки заколотил в гроб, поставил на мне крест! - распалился я до неприличия, когда мы, несколькими днями позже, сидели в том же самом месте-закутке, раскуривая момент. - Ты - литератор... - внимательно-усталые глаза моего собрата ободрили меня, и поставили тем самым точку в моих метаниях... Чтоб хоть как-то успокоиться, я решил, на высоте скандала, «в отместку», потребовать рукописи, которые Тимофеев держал у себя с ноября 2001 года - пухлая подборка из последних рассказов, с повестью о детстве и вместе - яхлаковская папка, с прозой и блоком поэзии. Эти действия, вкупе, с поддержкой Скромного, с написанным мною, по горячим следам, - «опровержении» гимофеевской рецензии, окончательно привели меня в 254