Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

Книга создаёт какой-то внутренний комфорт. Вроде входишь в «Союз» завсегдатаем, не так, как раньше, с замиранием в сердце, подкрадывался, хорохорился, «писатель среди врачей, врач среди писателей...» Нужно привыкать к этому новому в себе состоянию. Страшит, после выхода книги, - встреча с «самим», «старейшиной», - Тимофеевым. Пока, весной, он в отъезде, приедет к 17-му мая, к своему юбилейному вечеру. Но вот в один из дней прихожу я , а в дальней комнатке секретаря, хозяина, Скромного , - нет. Но сидят - Большакова, Дёмина, Он. Протянул руку - подаёт, не спрятал. Невинный разговор, «ведёт» Большакова, все поддакивают, улыбаются. Виктор Леонтьевич кривится ненатурально, чего-то кряхтит, вертится, потом, не выдерживая, встаёт, удаляется. Я и не подумал - зачем. И вдруг он врывается с перекошенным лицом, «подготовился к бою», и ко мне: - А что это вы здесь? Сидите в вертепе? А? - и взгляд, исподлобья, косящий в сторону, не смотрит прямо. Где-то читал, что если не смотрят в глаза, значит - боятся. Видимо, книгу он видел, может даже - читал. Да наверняка читал. И уже не сдерживается, повышает голос - «Зачем вы пришли? Не спросясь, вошли, сели? К кому? К ней? (в сторону Большаковой) Ко мне? Мы же все из вертепа! - смотрит неприязненно, зло, вот-вот взвизгнет, даже опасаюсь. ...Далось ему эго слово - «вертеп». Надоело объяснять. Такого существительного в повести-опыте нет. Есть словосочетание - «вертепная атмосфера», конкретно, о семинаре 92 года. Я и сейчас пытался вразумить - обращаясь почему-то к Большаковой, будто искал защиты. Та насуплена, молчит. А потом не выдерживаю, бросаю: «Подавайте в суд !..» Он в ответ - «Не хочется мараться...» Ах, Леонтьич! «Исправлению не подлежит...» Испугался, что написал на меня в рецензии, хотел свою писанину взять обратно. Но накатал же ведь! Не убоялся! С требованием «не пущать». Как же! Мы - престолонаследники, советских писателей... Интересны в связи с этим заметки самобытного прозаика из Североморска, Владимира Витвицкого. Как прочитал, - сравнительный анализ трёх мурманских альманахов («Полярная правда», №187 \ 22074, 15.12.06), - так прямо сердце отозвалось, - так точно. Цитирую выдержки. «Составители «Площади первоучителей»...наследники советских писателей... определяют очень жёсткие рамки ... «правильности» изображаемого... а это ведёт... к отторжению сочинений, которые по идеологическим параметрам им не подходят... «Мурманский берег» всегда разнообразнее, интереснее... В «Ваенгу» вошли вольнодумцы...» Махницкий - интересный, разносторонний, интеллигентнейший человек, капитан тренажерного судна «Колпино». Мы там и познакомились, на его корабле, где я замещал преподавателя по медицине; играли с ним в шахматы, с переменными успехами, я был потом в его уютной квартирке, на улице Русанова. Так вот он рассказал, что Тимофеев взял у него книгу «Кровь в ритуалах и верованиях народов», под редакций Шварца. Не отдал. Как не вернул мне блока стихов Яхлакова, которые я ему оставлял в ноябре 2001 года. Искал, искал, в своих развалах магазинных, в июне 2003 года, не 220