Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

К Саше было как-то боязно ехать. Ещё с начала года у меня получилось что-то вроде разлада с моим другом, он мне написал резко и прямо, - что думает обо мне, вероятно, в порыве, при очередной депрессии или неудаче. Вот как это вышло. Где-то после семинара, наверное, - после моей информации о нём, Саша ответил программным письмом, наставляя меня на правильный путь. Вот что он писал: "...Старик, ты меня обижаешь. Судя по твоим сексуальным опусам (Саше я оставил для хранения свой т.н. сексуальный дневник, дабы он не попался жене и разрешил его почитать - Н.Р.), а я их с трудом прочитал, тебе в жизни крепко везло по женской части и в основном с доступными женщинами, не имеющих дальние виды. Ты легко шагаешь: школа с отличием, институт и вдруг встретился с непокорной строптивой упрямой прекрасной, но умной и злой бабой - литературой! И хотя давно ищешь к ней подход, ан не получается - и не п о л у ч и т с я (разрядка моя - Н. Р.). Она как старый крестьянин лошадь покупает, и в зубы посмотрит и бока пощупает, и отойдёт, ещё раз присмотрится, и ещё раз пощупает, и только потом, с большим сомнением чуточку приоткроет дверь в свой дом, и долго ещё потом не сядет с тобой за общий стол, пока полностью не будешь ясен ты ей. Нахрапом её, как уличную девку, не возьмёшь. А ты, дружище, гонишь липу! На барышах хочешь прокатиться. Нет, дорогой, не получится и вот почему. Во-первых - ты не любишь работать. Во-вторых: ты не слушаешь даже моих советов, хотя я не считаю себя чужеродным телом в литературе. В-третьих - необязательность всего того, что ты написал. В-четвёртых: самое страшное, ты уверен, что делаешь правильное дело. В-пятых: ты пренебрегаешь даже орфографией (целоффан!) и ещё много других ошибок, элементарных ошибок, которые бьют по глазам. Мне запомнился разговор с "нашим любимым Крейном ". Когда мы познакомились там, на семинаре. Вернее, это был не разговор, а подслушанный мною диалог Крейна и Тимофеева А. Б. Звучал он примерно так: "Ну, Саня Яхлаков понятно - образованьишко не ахти, а вот у Рогожина всё-таки институт... прискорбно" - проговорил Крейн. А Тимофеев только скривился, дёрнул свою белую бородку и, ничего не сказав, уіиёл. Вот когда ещё нас определили, поставили крест. Я всё таки, с трудом, тащу свою телегу, а ты давно сбросил весь груз, кажущийся лишним, и катишь налегке, да ещё и удивляешься, что тебя никуда не пускают, а у нас и так "пустогрузов" слишком много даже среди ЧЛЕНОВ СП... " Такую вот разносную критику я получил. И, наверное, вольно или невольно - задумался. Во всяком случае, после того семинара, в течение всей весны и последующего лета ничего не писал - точно. Занялся поисками себя и что-то, как мне кажется, нашёл. Тогда-то решил обрисовывать свою жизнь в детстве, пойти по пути Аксакова, Гарина-Михайловского, Полонского, Толстых, Горького... Пошла волна, тем более, всяческих воспоминаний, мемуаров. Мне наиболее интересны были, отчего-то, записки очевидцев блокадных дней в Ленинграде - их печатали "Аврора", "Звезда", "Нева". В гот 178