Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

может быть, красота великого города, театры, выставки, сыграли свою роль. Попал я в ту весну на вернисаж картин и скульптур Вадима Сидура. Там запомнилось: торс женщины, выгнутый колесом и меч-кинжал, пронзающий тело через середину, насквозь, и надпись: "Кесарево сечение". Так потом назвал я одну из своих повестей. И тогда малоизвестный Гергиев дирижировал в тогда ещё Кировском и знаменитый Николай Гедда из Швеции пел непревзойдённо. А репортажи "600 секунд" прямо-таки завораживали - смелостью, оригинальностью, новизной. И у каждой станции метро - агитация за депутатов, тоже внове и необычно. Привычная предвыборная разнарядка уходила в прошлое, но не особенно верилось пока что в такую вот демократию, - мимо зазывал с мегафонами я проходил равнодушно. Освежённый, обновлённый, приехал домой. Хотел тут же приняться за роман, который вымучивал второй уже год, но всё-таки, поразмыслив, решил это дело оставить. Меня толкал в эпонейную стихию только пример Скромного, больше ничего, и хорошо, кажется, что я начинал понимать, что романную форму мне "не потянуть", не справиться. Меня клонило к версии более быстрого и лёгкого успеха. Я принялся за рассказ о только что прошедшей ленинградской жизни. Литература как занятие, любовь, здравоохранение, наркотики - всё смешалось в том начатом мною, многоплановом произведении. Под вымышленным сюжетом скрывались, тем не менее, прототипы - врачи из общежития, Куликова. В конце мая начался тот самый раскрученный съезд. Вот тогда-то я и вспомнил почему-то взбудораженный Ленинград. Оказалось, что город чувствовал перемены раньше того, которые должны были произойти, ведь даже там люди уже бедствовали, я видел сам, - очереди за чаем и колбасой. С особым интересом по телевизору можно было наблюдать за маленьким сухоньким; старичком, который всё время пытался пробраться на трибуну и что-то говорить негромким заикающимся голосом. Не сразу я определил, что это - Андрей Дмитриевич Сахаров. Пропаганда прошлых лет набила измышлений о нем - в каком-то документальном фильме о расстреле евреев Львова Сахарова причислили к сионистам, а в книге публициста Яковлева (не из ЦК!) о ЦРУ, 88-го года, издательства Политической литературы, вообще - изобразили академика запойным пьяницей, который дерётся со своей женой(?). Гласность и демократия, спущенные коммунистами, ударили по ним же самим - невозможно, нельзя стало замалчивать и не показывать героев нового времени. Нужно было, наконец, ломать устои, вершить активные поступки. Подумал и я, что обязательно съезжу в гости к Саше и повидаюсь с любовью студенческих лет, которую заново уже видел четыре года назад, во время встречи выпускников в честь десятилетия окончания и уже не терял с тех пор с ней связи - переписывался, звонил. Я спросил Сашу в письме, сможет ли он меня принять в Архангельске и, получив утвердительный ответ, сразу же стал готовиться. Но сначала Яхлаков успел съездить в отпуск, к Ивачёву в Ленинград, познакомиться там с Михаилом Дудиным, известным поэтом; 154