Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

было окончание радужно вроде начавшегося вечера. Повеяло чем-то леденящим, предчувствия были неспокойными,- в растерянности я приехал домой... Назавтра начались собственно разборы произведений. Нас в секции, "молодых", одиннадцать, из них одна только женщина, Высоцкая Людмила Борисовна, работница общепита из Мончегорска. Был еще, однако, двенадцатый,- Ивачев, он появился мельком, мимоходом, посидел только один час. Вероятно, что он приходил к Яхлакову, они вместе были на семинаре в 84-м году, жили тогда в недостроенной гостинице "Арктика", в единственном сданном строителями "лепестке", в пронизывающем холоде, как рассказывал потом Саша. А пока Яхлоков Александр, как я его отметил в книжке, через "о", сидел сразу за мной, на второй парте. Я, по привычке своей выделяться, сидел на переднем месте. Прямо напротив меня, в черном кожаном пиджаке, глубокомысленно молчал Игорь Николаевич Чесноков. Руководитель секции Крейн построил работу таким образом, что вначале представлял прозу слабую, ученическую, всем видом своим показывая, что последняя не достойна критики. Такими оказались авторы: Комаров из Апатит, Булигин из Никеля и Прокопенко, тоже апатитский. К концу дня разобрали более "примерных" - Семкина, Курчатова, Гатаулина, Рыбакова. Последний написал "кирпич" страниц на триста, первую часть романа о революции, эпического размаха, чуть ли не "Тихий Дон". Сам Рыбаков был возрастом за пятьдесят, военный пенсионер, отслуживший на Северном флоте. Настал последний день - воскресенье. Неразобранными остались я, Крупадеров, Яхлаков. У меня четыре произведения - рассказы "Рудик", "В праздник", "Двойная игра”. Раньше я их посылал на конкурс в Литинститут, а теперь подновил, "подчистил". Представил вроде разные жанры, ассортимент - гротеск, бытовое, патриотическое. Добавил еще и документальное, четвертую вещь - дневник врача провинции, действительно когда-то написанный, но подправленный, доработанный. Оценивал меня Леонид Александрович, Начал сразу с того, что мои вещи никак нельзя отнести к литературе, что это, мол - профессиональные записки, воспоминания, эпизоды личной жизни, не больше. Потом разбор пошел более глубокий, пространный: "нет авторской позиции... нет правильного осмысления того, что пытался отобразить..." Создавалось такое впечатление, что руководитель хотел бы кого-то выделить, да не может. Вероятно, что была у него такая разнарядка - из рабочих кого-нибудь вытянуть или отметить обязательно прокоммунистическую тему. Но, возможно, напрямую такого "задания" и не было, но ведь всё было зациклено, закорочено - на Обллите - центральном надзорном органе в регионе. Даже отпечатанную программку своего спектакля я должен был представлять туда - специально с эскизами пробивался на прием в здание на улице Карла Маркса... Выступали по поводу меня другие, помощники Крейна. Речи их, однако, были так обтекаемы, гладки, что трудно было что-то возразить. Вот подлинные слова, запечатлённые в моей записной книжке. 119