Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

встречу, вернее - часть ее, - и была представлена для литературного семинара, первого в моей жизни. Сбор тот проходил в старой части зданий пединститута, в Мурманске, с 31 января по 2 февраля 1986 года. ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СЕМИНАР. Эти дни, пятницу-субботу-воскресенье, я высвободил заранее из графика своей работы на "скорой", тем более, что на работу мою пришла официальная бумага, что меня вызывают на семинар, но, кажется, никто её не заметил, я первым взял конверт из корреспонденции, поступающей диспетчеру, положил в карман, на память. Иллюзий не строил, но в душе надежда на успех теплилась, - затаенная эдакая искорка податливого самомнения. Именно на том семинаре открыл для себя высказывание, что «самомнение мешает творчеству, а сомнение - помогает...» Семь часов вечера. Одна из аудиторий местного пединститута - длинное, без претензий, помещение, называемое конференц-залом, едва вмещает всех собравшихся. У начала - президиум - стулья, выставленные для руководителей семинара, их помощников. Поскольку писательская организация "без очеркистов, документалистов, критиков-литсратуроведов, драматургов" (из выступления Тимофеева В. Л.), то будут работать четыре секции, по две, прозаиков и поэтов. Я попал туда, где разборами занимались Леонид Александрович Крейн, Борис Николаевич Блинов, Игорь Николаевич Чесноков. Помогал им Игорь Калинин, режиссер самодеятельного театра Дворца культуры имени Кирова. Впрочем, он на заседания почти не являлся. За Тимофеевым выступали поэт Смирнов, секретарь Обкома комсомола Белецкий, редактор молодежной местной газеты Тараканов. Последний вручал какие-то грамоты, за прошлые публикации. Листочки с профилем пролетарского вождя получили поэты Колычев, Геннадий Васильев, Игорь Козлов, прозаики - Варфоломеева, Архипов. С поэтами я еще повстречаюсь в жизни, а вот Сергей Архипов сыграет решающую, если не судьбоносную роль в моей планиде литератора. Того я еще знать, конечно, не мог, а пока Сережа пробирался меж заполненных рядов, весело улыбался, помахивал грамотой, будто флажком. За Таракановым, в обстановке благодушия после награждений, вдруг встал молчавший до этого человек, с копной совершенно белых седых волос, взглядом ястреба и носом по типу клюва орла. В зале мгновенно установилась какая-то зловещая тишина и Александр Борисович Тимофеев, - а это был он,- начал с глобальных проблем. Бумаги нет, прозы для детей нет, авторов, пишущих о героях труда, тоже нет, ещё - большой рост преступности среди молодежи и освещения об этом в литературе - опять нет. Короче, все плохо, ужасно, и неизвестно чем закончится. Фразы четкие, ясные, строгие, словно рубящие, даже делает Александр Борисович что-то похожее, будто машет шашкой. Каждое слово - непреклонная партийная позиция и что-то ложное, патетическое, - чувствуется... Но чем-то пронял. Серьезностью что ли, ответственностью за написанные гобой строки. Таково 118