Рогожин, Н. Н. Короткое дыхание мечты : избранная проза : рассказы, очерки, эссе, публицистика, критика, воспоминания / Николай Рогожин. - Онега : Онежское книжное издательство, 2015.

Первой моей мыслью была о том, что Голубков инсценировал свое состоя ние, но потом, постепенно, обследуя его на месте, понял, что дело серьезнее, гораздо серьезнее... У Голубкова случился инсульт, причем в самой тяжелой, так называемый геморрагический форме, с полной потерей сознания и то тальным параличом, на все четыре конечности. За пятнадцать лет морей я с этим столкнулся впервые. Капитан Витковский, надо отдать ему должное, сразу засуетился, взял курс на берег, к Нуадибу, куда мы дошли почти за сутки, через 20 часов. И все это время я от Голубкова буквально не отходил. В сознание он так и не пришел. Его передали врачам местного госпиталя. Больше о Голубкове я ничего конкретного не слышал, кроме того, что он стал глубоким инвалидом. Но боялся, что могут привлечь, за какие-то дейст вия, сам не зная за что. Помощь в своих условиях я ему оказывал в полном объеме... Мои записки не плод фантазии. Все так и происходило на самом деле. И тем более удивительны эти события. Мы возвратились домой к середине апреля. Надежд на возращение в Лепаю через ремонт там я не терял. Кто что говорил, предсказывал, но сам вопрос не снимался с повестки дня, просто оттягивался, отсрочивался. И ко гда после лета, в сентябре, снова стали собирать экипаж на «Косарев», я на него напросился. Меня включили в судовую роль (список), я готовил сани тарные книжки - проверял их, собирал. Однако перед самым отъездом слу чился тормоз, отсрочка. Руководство решило судно пока подремонтировать, подлатать слегка в Лас-Пальмасе, - главный двигатель уже еле почти дышал, на ладан, - месяца на два-полтора, - и потому комплектовать экипаж не пол ностью и, естественно, - без врача. И как я не уговаривал Витковского, он меня не взял, потому что был не уполномочен, не властен меня включать в новый, составляемый прямо на ходу список, в кабинете начальника перево зок Дюпина... Вместо планируемого вылета в середине сентября я был включен в список другой, второй части экипажа, уже для промысла, в конце октября. Такое ожидание, почти в месяц, меня не устраивало. Удрученный, расстроенный, опустошенный, перебивался я на берегу на скудную свою пенсию. Потому что все подгадал к началу предполагаемого вроде рейса и все средства, заработанные, и в том числе от работы в больни це - растратил. А гак и существовал - без семьи. Поддерживал еще двоих взрослых детей, хотя и взрослых. И самое основное - сам подрубил себя, еще не зная о переносе сроков, на собственный же день рождения —10 сентября - и потратил на него тысяч с пять - половину пенсии. Почему-то вбил в голо ву справлять широко, шашлыками с вином, на свежем воздухе, близ дома. Думал ввести такую традицию. Но не вышло, не получилось. Справлял так всего два раза. И пришлось закрыть, заблокировать карточку, на которой жила в Лиепае та моя женщина, бардесса. Однако ж много денег я там не за стал. Из шестидесяти тысяч весной там оставались жалкие крохи, пустяк всего-то около тысячи рублей. Вышло так, как и предсказывал мне Агеев, которому я жаловался на судьбу. Сдачи(отдачи) от моих полуторогодовалых усилий не было. Все рассыпалось в прах. Бардесса со мной жить отказалась, хотя прямо этого не высказывала. Да это и так было понятно. Ясных, четких 141