Рогожин, Н. Н. Кесарево сечение : [рассказы, повести, роман] / Николай Рогожин. - Онега, Архангельская область : Онежская типография, 2009. - 455, [2] с. : портр.

видеть, как колыхается людское море, и высматривать, естественно, наиболее красивых и заманчивых для себя девушек. Но получается по иному - плетёшься провожать своих, уже знакомых по группе или общежитию, уже приглядевшихся, для тебя неприметных... Коридор кафедры нормальной физиологии - проходной. Рядом, здесь же, на втором этаже, актовый зал, дальше, в конце, библиотека и, между ними - кафедра основ марксизма-ленинизма, будто мешающая чем-то, с крикливо-приевшимися, наскучившими лозунгами, с кумачом плакатов. И всё же людей тут, снующих, пробегающих, сегодня гораздо больше, чем обычно. Наверное потому ,что стоят на пути, кучками и в одиночку, волнуются, расхаживают кругами мои одногруппники, попутчики моей учёбы, коллеги будущие, друзья. Соблюдали очередность и я встал последним, но впереди было немного, человек шесть, на виду. Я как то не ожидал, что группа так быстро пройдёт, но и кафедра слыла либеральной, отличалась особой, покровительственно-доброй атмосферой. Может потому, что ничего особо трудного здесь не изучалось, - не латынь какая-нибудь там, с несносными падежами и зубрёжкой, или анатомия дремучая, с ветвями сосудов и нервов, а только рефлексы с движениями, да ещё опыт - эксперимент. Бывало, сидишь на занятиях по три часа, выделяешь сок у собачки или ждёшь дерганья у лягушки, распластанной... Лафа. Впереди стояли девчонки, которые всегда боятся идти первыми, им кажется, что они ещё что-то не повторили и вот бродят, с учебником под рукой, шепчут про себя, будто заклинания или псалмы. Догадываются, что мне всё таки сегодня улетать и впихивают меня пораньше, в аудиторию. Открывая туда дверь, я замечаю, как Неволин, мой приятель, ещё по первому курсу, таинственно куда то исчезает, и ни с кем не прощается.... Сдал я весело и даже легко, уже через полчаса вылетаю без памяти от счастья, ошалевший, с зачёткою в руках. Конторская корочка с пачкой синих казённых листков. Значила многое, если не всё. За каждой оценкой , подписью была своя история, драма ,судьба. Дарил бы эти зачётки на память, а не отбирал бы при выпуске. Наша группа - удивительная. Без компаний и застолий пролетело два года. Только раз смогли собраться, в первое Восьмое марта, и то - благодаря стараниям нашего первого комсорга, Татьяны Глоховской. Теперь её с нами нет, отбывает академический отпуск и вот второй уже год без неё мы разбросаны, раздроблены, потеряны. Тот вечер остался в памяти как нереализованная, ушедшая мечта. Можно было там по хорошему пообщаться, поговорить, потому как на занятиях или в другой, «рабочей», обстановке этого не получалось, не выходило. В тот знаменательный вечер я потерялся в городе, поплутав достаточно, хотя и прожил в нём более полугода, однако 336