Рогожин, Н. Н. Кесарево сечение : [рассказы, повести, роман] / Николай Рогожин. - Онега, Архангельская область : Онежская типография, 2009. - 455, [2] с. : портр.

покинутому 180 дней назад, причалу, на котором близко и поодаль стояли люди, группками, и в одиночку; от встречавших неслись крики, возгласы, слышался смех, а то просто, - чувствовалось молчаливое и терпеливое ожидание тех последних минут многомесячной разлуки, в томлении переживаний, надежды, любви...Это было кл с чем не сравнимое ощущение счастья, ни с каким то там "концом", как в саморегуляции, ни даже со вчерашним, реальным, познанием инстинкта... ...Теперь уж , по прошествии пятого месяца с того памятного, последнего рейса, после стресса сокращения, Лисуков разом стал нестись к Земле и полностью припечатался, когда стал сшибать деньгу с больных, и запутался в поисках своей лучшей для себя доли. Он всё чаще стал думать о каких либо других странах, подальше от своей раздавленной, униженной, распластанной родины. Стал мечтать о прибежище возле какого-нибудь женского бока, где можно было всплакнуть, пожаловаться на судьбу, неудачи, потери... И звание Морехода со своего имени приходилось сбрасывать... Новая квартира осваивалась - туда уже устали переносить партизанским способом вещи, всё больше поздними вечерами: перевезли и шкаф, и холодильник, пока ещё по не успевшему растаять снегу, привязанные, на санках, и хоть старое жилище называли "базой", полностью не переезжали, жили на два дома. Много было и других дел. Ещё машина, из Гамбурга, доставленная полтора года назад, создавала проблемы, - с ремонтом, укрытием её от снега, непогоды. К приёмному Лисуков постепенно, но привыкал. Поиски дополнительного заработка превратились, тоже, - в часть жизни. Он все везде продолжал выспрашивать, читал объявления в газетах, всматривался в телетексты. Как то год назад, в метро, на станции "Владимирская" в Питере, поймал его один самодовольный толстячок спрашивал, будто для анкеты, о заработке, чем и привлёк, а потом предложил, вступить в его фирму, распространять "хербалайф" (мужичок особенно настаивал на том, чтобы чудесный эликсир произносился с буквой "х") и Лисуков, записав его адрес, вежливо согласился, в душе, однако, отказавшись. Но теперь эти отказы, должны были, наконец, заканчиваться. Лисуков чувствовал, что скоро сломается и предложит себя если только не чёрту. Он снова, уже повторно, после ночи в отделении, заявился к Пискунову, тот опять, ничего конкретного не сообщал, отделывался общими фразами. "А ведь обещал" - думал в расстройстве Лисуков, выходя из кабинета и решил заскочить ещё в "кадры", к заведующей с трудно выговариваемым отчеством , которую Мореход про себя называл "Мармеладовной". Ему захотелось всё же обсудить вопрос, который давно откладывал, но настоятельно просила, напоминала об этом, - 332