Рогожин, Н. Н. Кесарево сечение : [рассказы, повести, роман] / Николай Рогожин. - Онега, Архангельская область : Онежская типография, 2009. - 455, [2] с. : портр.

спортивном костюме «Пума», фигура все же попадалась. Один раз Лисуков столкнулся с ним вплотную, когда выходил из камбуза и капитан прямо задохнулся от возмущения, как это доктор посмел появиться на таком объекте, на что Лисуков возразил, что имеет полное право, по уставу, и тот смешался, замолчал, буркнув только : «без халата...» Но дальше было ещё хуже и позднее, после рейса, Лисуков понял, какой же жестокий и немилосердный, жадный и бесчестный, оказался этот командир на мостике. И сколько терзаний, неприятностей и переживаний пришлось из за него перенести. И когда старпом Фомин переходил, на другое судно, после окончания промысла, и ещё целый месяц рейса предстоял впереди, Лисуков и не предполагал, что «не пролетел», а только усугубил своё и без того шаткое положение на службе и по приходу начальник его , Кабаков (до Пискунова), сокрушённо, даже отрешённо покачивал головой, показывая этим, что ,мол, всё — Лисукову ходить заказано, - «кранты»... И почему он не "слушал" Фомина ? «Слушал» ли вообще? Да , конечно, в начале где -то , на втором месяце рейса, но тогда под фонендоскопом, за чёрной его кнопочкой, ничего, кроме нормальных шумов, - не определялось. А потом, позже, когда Фомина уже трясли ознобы, и когда Лисуков объявлял ему убийственные диагнозы, вроде рака ( другого выхода не было ! ) - тогда старпом вообще не давался. Психологически его можно было понять - ведь, кроме температуры, того не беспокоило ничего. Ну были, правда, высыпания какие -то, на ногах, но Лисуков им значения не придал. А зря. «Задним уже умом» , Лисуков выяснил, что это и были признаки того общего, системного заболевания, которое и выявилось у старпома и привело к печальному исходу. Но тогда ещё, всего—то в два месяца рейса, ничего тревожного не думалось. Но именно в то время и нужно было «сплавлять» старпома, пока было не поздно и всё бы, возможно, - обошлось. Но Лисуков и не мог предположить, какие проблемы возникнут у него потом, в том одуряющем послерейсовом оцепенении. В те дни физического стресса трюмной работы старпом начал угасать и «сгорать» прямо на глазах. Лисуков предполагал и воспаление в лёгких, и поражение почек , и даже сердца, но ничего точного, без анализов и рентгена, установить, конечно , не мог. Капитан же твердил, что он, де, такой неспособный врач, что не может справиться с температурой. А Фомину назначался уже десятый курс антибиотиков и снова уколы и дальше, - опять таблетки, а рыба всё шла и шла и никак нельзя оторваться, отвлечься от промысла хотя бы на сутки, хоть на "пол", чтобы эвакуировать больного. И даже после приступов жестокой лихорадки, под сорок, капитан всё еще колебался и тогда и ему Лисуков объявил о «раке», но и это не подействовало. Кэп увиливал, что-то даже вроде обещал, тянул время, но всегда , в конечном итоге , - обманывал. Что, вот, мол, сейчас, 293